Александр Чудаков - Ложится мгла на старые ступени [Дополненное издание]

2 июля, Истра. Приехав, парился впервые в собственной бане. Ух!

4 июля. <���…> Сегодня — радио — перевес у Ельцина 13 %. Хоть и надеялись, но все же были волненья. <���…> Л. вернулась из Горно-Алтайска.

6 июля. Сегодня приехал на рафике на дачу — завез пушкинистику, чеховскую энциклопедию и проч. — удастся ли поработать?.. <���…>

11 июля. Как обычно, на даче — только физический труд. Соорудил стену из гигантских валунов. Сделал аллею. Правда, два раза был на водохранилище. Уже три дня жара 30–35 °C. С мамой разговариваем о прошлом — рассказывала о своем деде, моем прадеде Длусском-Склодовском, который проиграл имение, отчего прабабка вынуждена была давать семейные обеды, где и познакомились мои дед и баба.

Читаю дневники Троцкого. Не отпускает от себя история этой злодейской партии — интерес к ней во мне все еще не угас, — странно.

22 июля. Все лето — дача. <���…> Работал целыми днями от зари до зари. Пока еще могу.

6 ноября 1996 г. Вчера приехал в СПб. <���…>

8 ноября, СПб, г-ца «Москва». Был у Д. С. Лихачева в Комарово <���…>.

9 ноября. Вчера приехал из СПб. <���…>

10 ноября . После написания за 10 дней мемуара о ВВ в 2,5 а. л. (правда, были заготовки), когда работал как раньше — по 10–12 часов в сутки (могу еще, оказалось) принимаю решение: с ноября (с Кореи) начинаю серию КНИГ — и только книг, не статей! — и к 2004 г. напишу их:

1) роман (в Корее; ну, это как пойдет); 2) Лекции о Пушкине (или ЕО — курс для печати); <���…> 9) Книгу о ВВ.

15 ноября, Сеул. <���…> Квартиру дали из двух комнат с огромным холлом. Сегодня у меня первая лекция. <���…>

21 ноября. Читаю лекции, водят к высоким университетским чинам <���…>

Начал писать роман — непривычное занятие.

24 ноября. Вчера читал корейцам о многосубъектности слова в «Евгении Онегине», стилистической реформе Пушкина и проч. — крайне трудно изложить это не знающим русский язык.

Роман движется плохо — куски сами по себе как будто ничего, но композиция их!..

30 ноября. <���…> Вчера была моя вторая лекция по медленному чтению «Евгения Онегина» — мечта с самого начала моего преподаванья. За две лекции дал толкование примерно 1/ 3строф. Корейцы клянутся, что понимают. Надо такой же курс по «Онегину» читать своим, в Москве.

Пишу прозу.

2 декабря. Описываю депортацию чеченцев и ингушей — по впечатлениям детства. Все это надо было описать и напечатать 15 лет назад. А теперь все всё знают и об этом пишут — кто поверит, что я все знал и так же думал об этом и 20, и 25 лет назад — в сущности, всегда, с самого детства. Не опоздано ли?.. [40] Художественное не опоздано никогда. 14/IX-98. (Примеч. автора.)

8 декабря. М. б. осуществить чеховский замысел — писать роман в виде отдельных самостоятельных рассказов? Что-то все сваливается в эту сторону.

…Обещали какую-то культурную программу — корейскую свадьбу и проч. Но пока отстали, чем я доволен — сижу, пишу, как явствует из эпиграфа, роман (=хронику=мемуары=серию записей), боюсь, что его постигнет участь чеховского романа (он его писал в виде отдельных главок-рассказов, а потом вообще бросил). «Не справляюсь с композицией». Т. е. отдельные куски вроде и ничего, но как все это соединить?.. Трудно сочинять высокохудожественную прозу. Все непривычно, начиная со стола, на котором лежит только стопка чистой бумаги, а все остальное я за ненадобностью убрал, но стал чувствовать какой-то неуют и потихоньку опять все натащил. Нашу с тобой любимую серую бумагу вынужден был оставить в аэропорту вместе с книгами, а тут продается такая роскошная, что, чувствую, моя проза ее недостойна.

Библиотека университета бедна — не то слово: просто никакая, даже у проф. Кима (главного) в кабинете — лучше. Но т. к. я теперь прозаик, то этот недостаток не чувствую. Ежели переменить профессию, то можно не токмо что в Сеуле, а на необитаемом острове писать.

<���…> Я почему-то взял мало рубашек под галстук — всего 3. Без перерыва их стираю. А купить тут на мой размер — нечего и думать. Когда назвал № ботинок в магазине — весело смеются. Говорят, что какие-то на нормальных нелилипутских людей размеры есть в магазинах на американской базе. Туда еще не добрался.

12. 12. 96 в Сеуле

<���…> заранее поздравляю тебя — вдруг не дойдет, если позже, — этой высокохудожественной открыткой. С днем рожденья тоже — они в этих случаях посылают именно ветки — чтобы жизнь шумела, полная цветов и листьев, как писал известно кто. Я теперь тоже — пусть считается — писатель, создаю маловысокохудожественные тексты, а может средневысокохудожественные — неясно, только К<���…> [41] «К<���…>» — здесь и далее — домашнее именование адресата. скажет, прочитав. Пишу — ты будешь смеяться — за исключением двух дней недели каждый день! И — ты опять будешь смеяться — какие-то даже юмористические куски, временами кажется, что даже ничего, сам смеюсь, во всяком случае. Есть и серьез. «Рождался писатель универсального художественного и стилистического диапазона» (Ч-в А. П. А. П. Чехов. Биография писателя. М., 1987. С. 00). Все непривычно. Не надо библиотек. Пустой стол — только стопка бумаги, да черновичок слева (а то и его нет). Какая-то странная свобода в голове — не связанность каким-то материалом, оглядкой, ссылками, цитатами… Про что ни начну — что-то помню, знаю: хучь про кочегаров, хучь про лошадей… Может быть, Каверин и был прав, когда советовал мне писать — «вы же много знаете». Во всяком случае, это — единственная область, где может быть востребовано все — от биологии до спорта, если вообще кому-нибудь нужно, чтобы это было востребовано. Твой телефонный совет — писать приятное, что идет, что пишется — с благодарностью принял. Ведь мы привыкли в своей науке: не только что хочется, но и что надо. М. б. в искусстве не так?.. Странно, но помогает мой небольшой мемуарный опыт, даже не знаю в чем — в каких-то приступах к темам, что ли. Вот расписался про это — привыкай, мы, писатели, любим поговорить о своих творческих задумках — проблемах — трудностях. Посылаю экран писания — как документ.

Лекции идут успешно. Почти 6 часов посвятил медленному чтению — комментированию Е<���вгения> О<���негина> — вопреки советам разных экспертов, что корейцы, де, ничего не поймут. Прекрасно поняли и говорят, что это им полезней всего остального — такой тотальный лингво-стилистический и культурологический комментарий. Прошел с ними ½ I главы, рассказал им, что Щерба вступление к «М<���едному> всаднику» анализировал целый семестр, — ахали, восхищались и тоже захотели.