Владимир Данихнов - Тварь размером с колесо обозрения

Рядом пошевелилась Яна, сонным голосом пролепетала:

— Вовка, что такое? У тебя кровь?

Она все время боится, что у меня из глаза пойдет кровь. Когда у меня был рецидив, кровь подсачивалась постоянно.

— Нет, плохое что-то приснилось. Ты спи.

— Точно все в порядке?

— Точно.

— Крови нет?

— Нет. Отдыхай, солнышко.

Она снова засопела. Я укрыл ей ноги одеялом. Все было спокойно.

Я положил голову на подушку и закрыл глаз.

Меня трясло.

Я на спросила:

— А как ты хочешь закончить книгу?

Я сказал:

— Смотри, сначала у меня была такая идея. На очередном приеме Павел Викторович находит у меня в орбите подозрительное место. Может, воспаление. Может, рецидив. Сложно сказать. На всякий случай Светицкий посылает меня в десятый кабинет: взять биопсию. У меня из орбиты извлекают кусочек слизистой. Ждать где-то неделю. Говорят: за результатом приходите в следующий вторник. Неделя проходит в ожидании. Каждый день как маленький ад. Ночью перед вторником почти не сплю. Рано утром на такси приезжаю в институт онкологии. На улице ветрено, осень. Или начало весны, не важно. На входе у меня проверяют паспорт. Раньше не проверяли, но вот в 2016‑м начали; боятся террористической угрозы. Впрочем, меня пропускают без лишних проблем. Меня всегда быстро пропускают, когда видят повязку. Наверно, по внешнему виду понятно: онкология. В поликлинике шумно, народ стоит в небольшой очереди за номерками. Два автомата, которые их выдают. С этим номерком я жду в следующей очереди: в окошко регистратуры на повторный прием. Время проходит в ожидании. Наконец, я оказываюсь у окошка. Мне дают новый номерок: теперь в десятый кабинет. Номер у меня четвертый.

Я поднимаюсь на второй этаж. Подхожу к десятому кабинету. Прием уже начался. На сиденьях в основном располагаются женщины. Молодая пара переговариваются неподалеку; хихикают. Интересно, кто из них болен; может, никто, может, пришли с родственником. Прислонившись к стене, стоит армянин средних лет с закрытыми глазами; на шее справа у него огромный бугор. Мои руки сами автоматически тянутся прощупать лимфоузлы; за ушами и вниз, к ключице. Это почти как рефлекс: я щупаю свои лимфоузлы каждый день, каждые два-три часа; сила привычки. Я даже не всегда замечаю, как мои руки все это проделывают.

Я спрашиваю:

— Скажите, пожалуйста, какой номер пошел?

Мне отвечают:

— Первый.

— А у кого третий?

— У меня, — говорит пожилая женщина в красно-зеленом платке; в руках она сжимает иконку.

— Хорошо. Тогда я за вами.

Я занимаю пустое сиденье в стороне от кабинета; отсюда хорошо видно дверь и все, что рядом происходит. Первый пациент долго не выходит. Специально для таких случаев я всегда беру в поликлинику электронную книгу; чтение должно скрасить ожидание. Но всегда в таких случаях я не читаю; книга лежит в руках ненужная. Просто предмет, который держишь. Я сижу без движения и гляжу на дверь десятого кабинета. Наконец из кабинета выходит девушка; ведет за руку бабушку. Бабушка шагает с трудом, молчит. И девушка тоже молчит. В кабинет заходит армянин с бугром на шее. Третий номер начинает креститься; склоняет голову в платке и, кажется, молится. Иконка дрожит у нее в руках. Армянин выходит довольно быстро; у него в руках бумажка, вместе с ним выходит медсестра. Она объясняет: УЗИ, это вон там. Вниз, потом по левому коридору мимо регистратуры, ясно? Напротив, первичной регистратуры коридор, там оплачивать. Понятно? Армянин молча кивает. Медсестра исчезает в кабинете. Пожилая женщина в платке поднимается, чтоб зайти, но медсестра выглядывает и говорит: пока не заходите. Пожилая женщина в платке садится на место. Армянин с бугром тем временем подходит к первому попавшемуся человеку и с сильным акцентом спрашивает: прости, мне тут написали, где… УЗИ? Первый попавшийся человек подробно ему объясняет. Армянин кивает и уходит. Из кабинета снова выглядывает медсестра: заходите. Пожилая женщина в платке встает и, не переставая креститься, входит внутрь. Дальше моя очередь. Я встаю и подхожу к кабинету поближе. Кто-то новенький подходит и спрашивает: а у кого четвертый номер? Я, не глядя, поднимаю руку: у меня. Смотрю на дверь десятого кабинета. Жду, когда выйдет пожилая женщина в платке. Дай бог, чтоб у нее все было хорошо. Дай бог. Я жду: пять минут, десять. Из кабинета вылетает медсестра, куда-то уходит; через пять минут возвращается с историей. Я жду. Еще десять минут, пятнадцать. Наконец, голоса в кабинете приближаются к двери. Я слышу: спасибо вам большое, спасибо огромное, и неразборчивое бормотание в ответ.

Дверь приоткрывается.

Я замолк.

— И что дальше? — спросила Яна.

— Все, — сказал я, — конец.

— Ну а что биопсия показала?

— Да не важно, что она показала, — сказал я. — Главное, что из этого отрывка можно понять, что такое рак. В чем ад безнадежного ожидания. Если же тебе важно, что показала биопсия, то летом 2015-го она показала плоскоклеточный рак; зимой 2016-го — рецидив; в начале ноября 2016-го — обычное воспаление. И еще несколько пункций из шеи; там везде кровь и жировая ткань, опухолевых клеток на находили.

— Ладно-ладно, не сердись, — сказала Яна. — Да, наверное, это хорошая концовка. Заставляет думать. Мне нравится.

— А я подумал и решил, что мне не нравится, — сказал я. — Кроме ада должно быть что-то еще.

— Только не надо в концовке опять меня хвалить, — попросила Яна. — Я и так у тебя получилась какая-то божественная женщина, ангел во плоти.

— А разве нет? Без тебя бы я не справился. Ты меня спасла. Но ты не волнуйся: финал будет другой.

— Ну вот, — сказала Яна, — сейчас обижусь: как это, финал и не про меня.

— Ха-ха.

— Вот я щас тебе!

— Эй, — позвал Влад из кухни. — Я Майе яичницу пожарил, как она и просила, а она не хочет идти есть; пусть идет.

— Я же мультики смотрю! — крикнула Майя.

— Больше не буду тебе яичницу жарить!

Майя захныкала:

— Ну Владик…

Я поцеловал Яну в щеку:

— Потом продолжим. У детей, кажется, скандал.

Я проснулся в три часа ночи, потому что услышал стук. Сначала мне показалось, что стучат в дверь, и я испугался; это нехорошо, когда в дверь стучат посреди ночи, это обычно означает что-то плохое. Может, пожар в подъезде: надо будить жену и детей, пусть одеваются. Я поднялся, пошел в прихожую. Стук повторился, но, как мне показалось, стучали не в дверь, а где-то в гостиной. На всякий случай я все-таки посмотрел в глазок: на лестничной площадке никого. Я вернулся в гостиную и зажег свет. Гуф лежал, развалившись, посреди комнаты. Это ты стучал? — спросил я его. Кот иногда играет предметами на полу; бывает, что играть он решает посреди ночи, носится и катает предметы лапой, отчего предметы врезаются в мебель и издают громкий стук. Гуф непонимающе прищурился. Я наклонился к нему, погладил пушистую спину. Гуф мяукнул.