Юрий Буйда - Пятое царство

Подняв саблю, я подскочил к чудищу и со всего маху рубанул по глазу.

Зверь вдруг заколотил лапами, взметнулся, сбив меня хвостом с ног, и с ревом бросился в воду.

Истомин-Дитя выстрелил вслед, но чудовище уже скрылось в бурлящей воде.

С саблей в правой и пистолетом в левой руке я побежал к шалашу, возле которого сгрудились перепуганные голые люди.

– Где дети? – закричал я страшно. – Дети где?

Но люди не отвечали, трясясь от ужаса и рыдая.

Детей я нашел в шалаше – один был мертв, весь в крови, другой сидел у стены, обхватив голову руками.

Я рывком поднял его на ноги, взглянул в его лицо и содрогнулся: передо мной был взрослый мужчина дюймов пятнадцати ростом, кривозубый и перепуганный.

Тех, кто не успел сбежать, братья Перелешины связали попарно и погнали в Галич.

За моим конем бежал связанный по рукам гомункул, а Истомин-Дитя бережно прижимал к себе голую девушку, сидевшую перед ним. Кажется, она все еще не понимала, где она и что произошло.

Утром я попытался изложить на бумаге все, что помнил о событиях минувшего вечера, но слова не шли, и я замер с пером в руке, глядя на Истомина-Дитя и девушку, которые спали на полу, завернувшись в огромное одеяло.

Голая нога девушки высунулась из-под одеяла, и я вспомнил вдруг Юту.

Истомин-Дитя поднял голову, моргая спросонья.

– Собирайтесь и ждите здесь, – сказал я. – Загляну к старосте, и поедем.

Алексей Перелешин ждал меня в своей канцелярии.

– Спасибо за сыновей, – сказал он, придвигая ко мне чарку. – Теперь что?

– Сыновья твои и без меня не пропадут, – сказал я. – А я – к брату.

– Белой дороги тебе, Матвей Петрович.

Мы выпили перцовой, закусили требухой.

– А теперь пойдем-ка, покажу тебе пленника.

Я последовал за губным старостой.

Мы спустились во двор, в дальнем углу которого стояло полуутопленное в землю строение.

Губной староста кивнул сторожу, тот открыл дверь.

Крошащиеся от сырости кирпичные ступени вели в подземелье с четырьмя решетчатыми дверями.

Перелешин открыл решетку, но не позволил мне переступить порог. Взял у сторожа фонарь и поднял к потолку.

В углу маленькой камеры лежал тряпичный ком, а весь пол был залит какой-то желтоватой жидкостью.

Я ждал объяснений.

– Это все, что от него осталось, – сказал Перелешин. – Жижа. Желтая жижа. И даже без запаха.

– Собери в бочку и отправь в Москву, все до капли, – сказал я. – Адресат – Ефим Злобин, дьяк Патриаршего приказа, главный следователь по преступлениям против крови и веры. Гриф – «Слово и дело Государево».

Губной староста Перелешин побледнел.

– На всякий случай, – сказал я, – оставляю тебе помощника – Гуннара. Он парень крепкий и хитрый, пригодится…

Арман де ла Тур,

доктор, аптекарю Атанасиусу Пернату написал:

Как вы знаете, дорогой Атанасиус, я много лет работал бок о бок с доктором Конрадом Бистромом. И хотя разница в годах между нами не очень велика, я всегда считал себя учеником великого мужа и бывал несказанно рад, когда он по доброте душевной называл меня другом и коллегой. Изо дня в день мы трудились в его лаборатории, подчас забывая о еде, питье и сне, будучи всецело погружены в решение грандиозной задачи, завещанной Парацельсом и другими выдающимися умами, посвятившими свою жизнь Ars Magna. Между нами не было разногласий – они начались позднее, когда в доме Бистрома появилась Юта.

Однажды она упала и поранилась (эта маленькая крестообразная отметина до сих пор различима на ее лбу). Рана была незначительной, девочка вскоре утешилась. А поскольку у нас осталось немножко ее крови, доктор Бистром решил использовать ее в нашем очередном опыте.

И именно благодаря этим нескольким каплям наш эксперимент оказался чрезвычайно удачным.

Образовавшееся в результате опыта существо выросло здоровым и довольно развитым умственно.

Мы были так обрадованы, что даже дали имя гомункулу – Новус.

Разумеется, мы решили повторить опыт. Девочка на удивление легко пережила процедуру забора крови, а мы убедились, что ее кровь лучше всего подходит для наших целей.

Воодушевленные успехом, мы работали не смыкая глаз и не покладая рук, и с каждым опытом, как нам казалось, стремительно продвигались к цели.

Мы были так увлечены своим делом, что перестали обращать внимание на все, что не относилось к науке, и когда слуги сообщили, что убита кухарка Конрада, а Новус пропал, поначалу даже не поняли, о чем идет речь. Вдобавок сбежали остальные гомункулы – затерялись, растворились в огромном городе.

Вот тогда-то учитель и открыл мне тайну Юты, рассказав, при каких обстоятельствах она появилась в его доме.

Я знал об этом в самых общих чертах, но даже после того, как Конрад поведал детали, не мог понять его тревоги.

Судя по его рассказу, родители девочки были людьми благородного происхождения, христианами, а значит, нашим опытам ничто не угрожало.

Ранее мы использовали сперму и кровь людей, мягко говоря, случайных, чем и объяснялись наши неудачи: кровь убийцы, несомненно, порождает убийцу.

Что касается Новуса, то у нас, с одной стороны, не было твердой уверенности в его причастности к убийству кухарки, а с другой стороны – о причинах его бегства мы могли только гадать.

Доктор же Бистром настаивал на прекращении опытов с участием дочери, поскольку, по его словам, высокое происхождение родителей не обязательно связано с благородством их помыслов и деяний.

Мы заспорили о роли спермы и крови в формировании характера гомункулов (я убежден в примате крови), и этот ученый спор самым странным и прискорбным образом привел к тому, что Конрад Бистром отказал мне от дома.

Боюсь, что Конрад просто не захотел делиться успехом и под надуманным предлогом избавился от меня: величие ума и благородство помыслов, как вы знаете не хуже меня, далеко не всегда совпадают.

Знаю, что вскоре у него появился другой ученик – некий Георгий, чрезвычайно способный юноша, который вызывал у Конрада Бистрома восхищение, но больше мне ничего не ведомо.

Сам я оставил Ars Magna, пребывая ныне с нею в платонических отношениях. Врачебная практика занимает все мое время, позволяет сводить концы с концами и даже понемногу откладывать на черный день.

Но недавно все изменилось.

Менее полугода назад ко мне обратился некий человек, посредник, с рекомендацией от Конрада Бистрома, который просил меня приобрести для него немного свежей крови.

Я был так обрадован, надеясь на возобновление наших отношений, что без раздумий и колебаний выложил кругленькую сумму за сосуд.

Шло время, а за кровью никто не приходил.

Опасаясь, что она утратит свои качества, я обратился к доктору Бистрому с письменной просьбой, чтобы он прислал человека, который забрал бы кровь.