Маргер Заринь - Фальшивый Фауст

— У слонов нет зубов, только клыки, — спорит художник.

— У слонов, может, и нет, а у мамонта есть, — не сдается банный барин. — Я только что закончил исследование о древней истории пиленского края, потому как родился и вырос в тамошних местах, это на той стороне Гауи. Отсюда, ежели шагать напрямик, километров десять будет. Там теперь Национальный парк и заповедник, этими местами ныне шибко интересуются, я бы мог рассказать им одному мне известные неслыханные факты.

— Расскажи мне тоже, — шутит Фигаро. — Я буду нем как могила. Признайся, куда ты дел мамонтову шкуру?

— Многие брандахлысты уже приставали ко мне с расспросами, — говорит банный барин. — Когда я послал их ко всем чертям, они пошли лазить вокруг развалин «Пастредес» — так назывался хутор, в котором я родился, стали расспрашивать стариков. Зря старались. Мои секреты лежат глубоко в подземелье.

Тут Фигаро перебивает его:

— Жареной свинины! — уточняя, кричит снизу хозяйка. Ну и слух у нее! — Идите скорей ужинать!

В этом доме едят и пьют только по необходимости. Фигаро прикладывается к рюмочке один, запивая водку перекисшим пивом. Зато Пич наворачивает за обе щеки (он не ел со вчерашнего дня). Хозяйка потчует его и вздыхает. Какой отощавший малый этот Ромео. Пожил бы на ее хлебах, сделала бы из него человека.

Когда все вдоволь наелись и напились, хозяйка хочет узнать что-нибудь новенькое из жизни искусства в Риге, поэтому принимается расспрашивать Ромео о победах «Дзинтара» в Дебрецене и о том, как теперь ведет себя Гари Лиепинь [34] Гари Лиепинь — популярный латышский киноартист. .

К сожалению, ничего путного ни Фигаро, ни Ромео рассказать не могут. Они выходцы из других кругов — там такими пустяками не интересуются.

— А теперь музыку, музыку, — хлопает в ладоши хозяйка, ей не терпится услышать небольшой концерт.

Ромео не остается ничего другого, как вытащить из пыльного футляра гитару, хотя мысли у него заняты совсем другим: что будет с ним и Сонэлой?

Без особого восторга сыграл он огненное астурское фанданго и «Морское путешествие» Джона Довленда.

— Из тебя со временем выйдет толк, — одобряет исполнение банный барин, однако у хозяйки имеются кое-какие возражения.

— Те места, где гитара напоминала наше древнелатышское кокле, я слушала с большой радостью и ликованием, а вот в испанском марше было что-то слишком кровавое и недоброе. Что поделать, мне больше по душе народная мягкость и душевный покой.

«Знакомые слова, — думает Пич. — Нас с Сонэлой почти что пригласили. Только как отплачу я этим добрым людям? Может быть, предложить себя в помощники на стройке? Отработать? Я вынослив как лошадь, у меня железные руки!» Он окидывает взглядом свои белые пальчики и пугается.

Банный барин берет у Ромео гитару, тщательно ее разглядывает. Подносит к свету, надевает очки, запускает глаза в коробку резонанса.

— Очень старый инструмент, — говорит он. — Внутри год изготовления — 1890. Я питаю слабость к старинным вещам. В молодости собирался изучать историю, но началась война, все пошло кувырком. Хорошо, хоть жив остался.

— Он, горемычный, два года хоронился, чтобы не призвали в легион, — поясняет хозяйка. — В наказание эсэсовцы спалили отцовский хутор «Пастредес». Самого тоже искали, но не нашли. Янис прятался в подземной пещере неподалеку от «Пастредес». Ту пещеру по сей день никому найти не удается. По ночам приходил ко мне в «Вецапситес» за едой, тогда, верно, мы еще не были мужем и женой. Но когда война кончилась, сразу поженились.

«Сразу поженились, как просто! — думает Пич. — Никаких проблем. Полюбили друг друга, взяли и поженились».

— Скажите, пожалуйста, работать каменщиком интересно? — спрашивает Ромео банного барина.

— Как кому! — смеется тот. — Мне интересно, строительное дело тонкое искусство. Работать нужно с душой, в охотку. Тут нельзя шаляй-валяй, лишь бы спихнуть. Не окупается. Любителей подхалтурить я близко к работе не подпускаю. Вообще-то моя специальность — дерево. Я профессиональный краснодеревщик. Лакирую, стругаю рубанком, режу — поперек волокна и по волокну. Каждое здание почти как песня. Нынче ремесло каменщика тоже в чести, особенно теперь, когда строим для колхоза новые жилые дома. Работать только надо с уважением: рассмотреть каждый кирпич, прочно ли сидит в гнезде.

— А план ты не выполняешь, краснобай! — выговаривает хозяйка. — У других работа спорится в три раза быстрее.

— То супермаяки, мамочка, через год мне же приходится их постройки ремонтировать. Эх, да что там! Денег у меня хватает, за работу платят хорошо. А главные мои радости, когда артисты приезжают в гости.

— Оюшки! Ну прямо стихами заговорил, старый козел. Никак водки напился!

— Если вы ничего не имеете против, я бы месячишко… в этой баньке… со своей женушкой? — несмело спрашивает Пич.

— О чем разговор! Приезжайте без проволочек.

— Мы как-нибудь расплатимся.

— Миленький, что ты говоришь? Кого тут просили, чтобы расплачивался? Приезжай сразу с женушкой, и все! Кто она такая? Актриса или певица?

— Гадалка, — бормочет Фигаро.

— Что ты болтаешь? — волнуется Пич. — Моя жена танцовщица.

— В Оперном? Ну видишь, как славно-то! В Оперном у нас знакомых еще нет. В консерватории — да, профессор Широн — моего старика сосед, вместе когда-то конфирмацию принимали. Оба в тех пиленских краях выросли. Профессор в «Ванагах», а мой — на хуторе «Пастредес».

— Зачем этого спесивца поминать, — отмахивается банный барин. — Никогда не считал нас ровней. Какой бы паводок ни набежал, Широн всегда на поверхности. Скользкий, как угорь…

(— Видишь, как хорошо, что ты не назвал свою фамилию, — ложась спать, сказал предусмотрительный Фигаро.)

Они еще недолго посидели, затем хозяйка стала всех поторапливать: пора, мол, на покой. Фигаро за столом разомлел, начал клевать носом. Самой тоже вставать ни свет ни заря. Завтра нужно ехать в Цесис. Автобус выходит из Розулы в половине шестого, — пока доберется до остановки.

— Ну да, ей ведь всегда надо быть там, где затевается какой-нибудь шурум-бурум, — говорит хозяин.

— Шурум-бурум? Какой шурум-бурум?

— Ах да, рижане ведь не знают, — говорит хозяин. — В Цесисе завтра большие похороны. Умер цыганский король Венэл Марцинкевич Курлендарис. Понаехало провожающих со всех сторон света. Хоронить решено на Лесном кладбище у Пубулиня. Около ста цыган будет верхами, в рессорных колясках, на машинах. Старик оставил тысячу рублей на похороны. Такой спектакль не часто увидишь.

— Нельзя ли мне с вами? — вдруг оживляется Ромео.