Джулиан Феллоуз - Тени прошлого

– Скромный обед, нас будет всего несколько человек, – улыбнулся я Джорджине. – Если Дэмиан тебе нужен, то там ничего такого важного.

– Нет-нет, – покачала она головой. – Пусть все остается как есть. Все равно папа был недоволен, что я пригласила Дэмиана. Потому мне и пришлось не приглашать тебя, – неловко прибавила она. – Он считает, что нас и так уже много.

Куча неудачников и мало возможностей, подумал я. Но и Дэмиан не проходил по конкурсу. Миссис Уоддилав не устраивал авантюрист.

– Кто придет?

– Жаль, что не будет тебя, – заученно пробубнила Джорджина. – Но, как я уже сказала, вечеринка будет маленькой.

Я кивнул. Произнеся необходимые формальности, она перечислила около пяти имен.

– Принцесса Дагмар. И наверное, братья Тремейн, но тут могут быть проблемы.

Наверняка будут, подумал я.

– Эндрю Саммерсби с сестрой. – Она мысленно ставила галочки в списке, хотя сам список нес на себе отпечатки пальцев ее матери, а не ее самой. – Вот, пожалуй, и все.

Я поглядел туда, где хмуро стоял неряшливый, краснолицый виконт Саммерсби, крутя в руках бокал. Он уже, похоже, оставил все попытки вести разговоры с соседями. Их состояние явно внушало больше оптимизма. Тем временем перед ним нарезала круги его сестра Аннабелла, визжа и что-то выкрикивая, а рядом с ней дрожал ее бледный и осунувшийся напарник. Ее плотно облегающее коктейльное платье, добытое из материнского послевоенного гардероба, чуть не лопалось по швам, когда она крутила руль вправо и влево. Аннабелла Уоррен блистала красотой не больше брата, но, если выбирать из них двоих, я отдал бы пальму первенства ей. Оба они не представляли собой увлекательную компанию для дружеского вечера, но она, по крайней мере, была живее. Джорджина, проследив за направлением моего взгляда, кажется, молча со мной согласилась.

– Удачно провести вечер! – сказал я.

Автомобильчики остановились, и водителей с пассажирами погнала прочь с площадки толпа окружавших трассу гостей, с нетерпением дожидавшихся своей очереди. По металлическому полу с заклепками побежали девочки, торопясь втиснуться в замызганные, помятые машинки. Тогдашних девочек отличал одинаковый характерный облик. Что-то от Диора 1950-х, что-то от Карнаби-стрит 1960-х. Они признавали современный мир, но еще не вполне подчинились ему. В последующие сорок лет это десятилетие заглушил голос либеральной тирании. У них был Вудсток как воплощение одной из разновидностей того времени. «Если вы в состоянии вспомнить шестидесятые, то по большому счету вас там не было», – заявляли они. Им не хватало духу целиком поддерживать ценности поп-революции, но либо эти ребята обманывают, либо обманули их. Для нас, тех, кто жил в то время, по-настоящему необычным в той эпохе были не группы людей с гитарами, курящих травку и носящих причудливые шляпы с перьями и кожаные куртки на овечьем меху. От всех других эпох, в которые я жил, это время отличало то, что, подобно Янусу, оно было обращено в обе стороны.

Одна составляющая той культуры действительно была неразрывно связана с поп-музыкой, наркотиками, хеппенингами, Марианной Фейтфулл, батончиками «Марс» и свободной любовью, но другая, не меньшая часть общества все еще оглядывалась на пятидесятые, на традиционную Англию, где поведение определяла практика если не многих веков, то по крайней мере предыдущего века, где строго прописывалось все: от одежды до сексуальной морали. И даже если мы не всегда подчинялись правилам, мы знали, что они существуют. Еще лет за десять до того этот свод законов свято соблюдался. Девушки не целовались на первом свидании, юноши всегда повязывали галстук, их матери не выходили из дому без шляпки и перчаток, отцы надевали котелок, отправляясь в город. Все эти установления были столь же полноправной частью шестидесятых, как и та часть, о которой постоянно напоминают нам в документальных фильмах. Разница только в том, что старые законы отмирали, а новая, анархическая культура шла им на смену. Именно она одержала верх, а историю, как всегда, пишет победитель.

Широко распространена была мода на накладные волосы в виде локонов или шиньонов, они придавали прическе выразительность. Они задумывались как имитация настоящих, но это была реалистичность театрального костюма. На следующий день их можно было отколоть, и это не считалось неприличным. Поэтому девушка могла в понедельник вечером появиться в свете с кудрями до плеч, а на обед во вторник выйти со стрижкой под мальчика. Волосы использовались как набор шляпок. Пожалуй, это единственный вид изменения внешности, который не ставил целью обман – в отличие, например, от париков наших дней. Мода пошла дальше, когда в практику вошло оставлять шиньоны у парикмахера за день-два до назначенного события. Там их накручивали, ухаживали за ними и даже украшали цветами или бусинами, а в день выхода в свет вся затейливая прическа прикреплялась к голове владелицы. Этот стиль достиг апогея, когда наступало время балов, но даже в начале года, едва только начинались первые коктейльные приемы, он казался аллегорией воображаемого, в которой принимали участие все. Дебютантки два-три раза в неделю коренным образом меняли свою внешность. Гости замечали, что к ним направляется незнакомка, и, лишь когда она приближалась, узнавали под прической лицо старой подруги. Так было и на этом вечере, когда я вдруг понял, что величественная королева, едущая на сиденье рядом с Дэмианом, – не кто иная, как Серена Грешэм. Она вышла из автомобильчика невозмутимая, точно скала, и подошла к тому месту, где стоял я.

– Привет, – сказала она.

– Привет! Как ты?

– Совсем растрясло. Чувствую себя коктейлем, который взболтали и сейчас разольют по бокалам.

– А я хотел спросить, не захочешь ли прокатиться еще разок, со мной.

– Вряд ли, – ответила Серена. – Чего я хочу, так это еще выпить.

Она огляделась и, не успел я предложить помощь, раздобыла себе бокал шампанского.

Оставив ее в окружении потенциальных поклонников, я пошел к площадке. Автомобили уже все были заняты. Тут я услышал, как меня окликнули, и, оглянувшись, увидел Люси Далтон, которая махала мне. Я подошел к ней.

– Что случилось? – спросил я.

– Ради бога, сядь ко мне! – Люси похлопала по кожаному потертому сиденью рядом с собой. – Сюда идет Филип Ронсли-Прайс, а у меня и так уже вся задница будет в синяках.

Сзади послышался мужской голос, требующий уступить дорогу.

– Садись быстро! – прошипела она.

Я сел. Но отсрочка оказалась лишь временной. Не успели мы отъехать, как Филип, игнорируя крики оператора, пошел напрямик между начавшими двигаться машинками. Фразу «соблюдение техники безопасности» в те дни еще не изобрели.