Джулиан Феллоуз - Тени прошлого

– Мой секретарь уже немного поработал с этим списком. Тебе ни к чему связываться с теми девушками, у которых не было детей.

Что ж, логично.

– Полагаю, этот список полон.

– А девушки, которые спали с тобой, но в указанное время не забеременели?

– О них беспокоиться не будем. Зачем проделывать лишнюю работу, – улыбнулся он. – Мы уже существенно проредили этот список. Есть еще парочка тех, с кем я спал, и они рано родили, но, пользуясь выражением матери императрицы Евгении, когда утверждали, что она родила дочь не от законного мужа, «les dates ne correspondent pas» [10] «Даты не совпадают» (фр.) . . – Он рассмеялся с видимым облегчением, убедившись, что его план осуществится. – Хочу, чтобы ты знал: я подошел к делу очень серьезно, и вероятность, что искомым окажется любое имя из списка, достаточно велика.

– Так с чего же мне начать?

– Просто свяжись с ними. За одним исключением, у меня есть все нынешние адреса.

– Почему ты не хочешь попросить их сдать тест на ДНК?

– Женщины этого круга никогда не согласятся на это.

– Ты их романтизируешь из-за своей неприязни. Подозреваю, что никто бы не отказался. Так же как и их дети, когда узнали бы, для чего это нужно.

– Нет. – Он вдруг снова стал тверд. Видно было, что мое замечание его раздосадовало. – Я не хочу, чтобы об этом заговорили. Только мой настоящий ребенок должен знать, что я его ищу. Когда деньги окажутся у него, пусть это будет его выбор, раскрывать или нет, откуда и почему он их получил. До тех пор все это для моего личного удовлетворения, не на потребу публике. Проведи анализ для одного из кандидатов, который окажется не моим ребенком, и на следующей неделе мы прочитаем всю историю в «Дейли мейл». – Он покачал головой. – Может быть, мы в конце концов проведем тест, но только когда ты определишь, кто из предполагаемых моих отпрысков на самом деле мой.

– Но предположим, что одна из этих женщин родила ребенка втайне от всех и отдала на усыновление?

– Никто из них этого не сделал. По крайней мере мать моего ребенка так не поступила.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что в этом случае она не видела бы каждый день перед собой свою ложь.

Мне больше нечего было добавить, по крайней мере пока я все не обдумаю. Дэмиан это, кажется, понимал и не желал торопить события. Он собрался с силами и неуверенно встал:

– Я иду спать. Несколько месяцев не ложился так поздно. Список ты найдешь в конверте у себя в комнате. Если хочешь, можем еще раз обсудить его завтра утром перед твоим отъездом. Рискую показаться вульгарным, как выразился бы ты, но там же тебя ждет кредитная карта, которая покроет любые издержки, какие ты за время работы сочтешь необходимым на нее отнести. Я не стану оспаривать никакие траты.

Последнее замечание меня не на шутку взбесило, поскольку вынуждало считать Дэмиана благородным. Но какое уж тут благородство! Откровенное выкручивание рук.

– Я еще не согласился, – ответил я.

– Надеюсь, что согласишься. – Дэмиан уже был у дверей, но остановился. – Ты с ней сейчас видишься? – спросил он, уверенный, что пояснять ничего не потребуется. И не ошибся.

– Нет. Почти нет. – Я задумался. Прошло несколько болезненных секунд. – Очень редко, на каком-нибудь вечере, на свадьбе и тому подобное. Считай, не видимся.

– Но вы не враги?

– О нет! Улыбаемся. И даже разговариваем. Никоим образом не враги. Мы друг другу никто.

Он колебался, словно размышлял, можно ли продолжать в этом направлении.

– Я тогда был совершенно не в себе.

– Да.

– Но я хочу, чтобы ты понимал: я отдаю себе в этом отчет. Я просто обезумел. – Он помолчал, словно я мог дать на это какой-то подходящий ответ. Но отвечать тут было нечего. – Поможет, если я скажу, что сожалею? – спросил он.

– Не особенно.

Он кивнул. Мы оба знали, что добавить больше нечего.

– Можешь сидеть здесь, сколько тебе захочется. Выпей еще виски, посмотри книги. Некоторые из них тебя наверняка заинтересуют.

Но я еще не закончил.

– Почему ты тянул до сегодняшнего дня? – спросил я. – Почему не навел справки сразу, как получил письмо?

Вопрос заставил его остановиться и задуматься. Свет из холла падал сквозь приоткрытую дверь, и морщины на его измученном лице становились еще глубже.

– Даже не знаю. Возмущало, что кто-то возомнил, будто может на меня претендовать. Я полагал, что если найду ребенка и удостоверюсь в его происхождении, то дам ему власть над собой. И мне, в сущности, никогда не хотелось иметь детей. Наверное, поэтому я и не прислушался к просьбам жены. Ребенок не входил в мои планы. Никогда не испытывал отцовского инстинкта.

– Однако сейчас ты готов отдать этому незнакомцу столько денег, что хватило бы на постройку целого промышленного городка. Почему? Что изменилось?

Дэмиан задумался и едва заметно вздохнул, отчего его узкие плечи поднялись и опали. Пиджак, видимо когда-то сидевший безупречно, свободно болтался на высохшем теле.

– Я умираю и ни во что не верю, – просто сказал он. – Это мой единственный шанс на бессмертие.

Сказав это, он ушел, и я остался наедине с его библиотекой.

Я плохо разбираюсь в людях. Мои впечатления при первой встрече неизменно оказываются ошибочны. Хотя – что поделаешь с человеческой природой – прошло немало лет, прежде чем я заставил себя признать этот недостаток. В молодости мне казалось, что я обладаю великолепным чутьем отличать хорошее от плохого, утонченное от низкопробного, благородное от вульгарного. Но Дэмиан Бакстер всегда оценивал характер безупречно. Он сразу понял, что мной легко манипулировать.

Как выяснилось, в сентябре 1967 года мы оба приехали учиться в Кембридж, но в разные колледжи, вращались среди разных людей, и только в начале летнего семестра 1968 года – кажется, в начале мая – наши пути впервые пересеклись на вечеринке в университетском дворе, и я наверняка там отчаянно рисовался. Мне было девятнадцать лет, я входил в ту бурную пору жизни, когда такой человек, как я, по крайней мере в те годы, внезапно осознает, что мир сложнее, чем казалось, в нем множество людей и возможностей и ты вовсе не обязан вечно прозябать в тесных границах интерната и родного округа, – всё, что так называемое привилегированное воспитание предоставило в мое распоряжение на тот момент. Я вовсе не был нелюдим, но и крупными успехами среди сверстников похвастаться не мог. Меня затмевали обаятельные, остроумные кузены, и, поскольку я не обладал ни внешностью, ни обаянием, чтобы составить им конкуренцию, мне нечего было предпринять, чтобы меня замечали.

Моя дорогая матушка понимала мое бедственное положение, которое с горечью наблюдала много лет, но облегчить его ничем не могла. До тех пор пока, увидев, как благотворно сказывается на моей уверенности в себе поступление в университет, не решила этим воспользоваться, чтобы поддерживать во мне любовь к приключениям, и снабдила лондонских друзей, у которых подросли дочери подходящего возраста, соответствующими инструкциями. Как ни удивительно, но я послушался ее и начал сам выстраивать себе круг общения, где мне не пришлось бы больше выносить удручающие сравнения не в свою пользу и где я смог бы воспрянуть духом.