Ференц Мора - Дочь четырех отцов

Я поспешил спрятать найденный мною «документ» в карман, тем более что с веранды донесся резкий голос нотариуса:

— Мне сообщили, что вы снова закапываете пшеницу.

— Пшеницу? Энто как же? Ить у меня одна только рожь и посеяна.

— Пшеница, рожь — мне все едино. Вот бумага, здесь все написано, а кто писал, тот своими глазами видел.

— Быть того не может: он грамоте не обучен, — устами дядюшки Марты торжественно возгласила сама правда.

— Одним словом, вы признаете, что закопали рожь?

— Ничего я не признаю.

— Тем хуже: раз так, мне придется устроить обыск; коли рожь найдется, вам не поздоровится.

— Ищите себе на здоровьичко, коли надо — могу пособить.

— В вашей помощи не нуждаемся. Тайник ваш и без того известен. Здесь сказано, что вы зарыли рожь на Семихолмье.

— Что ж, может, оно и так. Коли господин нотариус говорит, я спорить не стану. Заодно и земельку мне распашете, а я потом дыньки посажу.

Послышалось веселое шарканье. Мне отчетливо представилось, как торжествующий Марта Цила Петух торопится к выходу.

— Постойте-ка! — крикнул нотариус ему вслед. — Уж не думаете ли вы, что я сам стану искать поденщиков в самую страдную пору? Найдете в деревне десять человек, не занятых работой, и приведете их завтра в шесть утра к Семи холмам. Сто пятьдесят крон в день, без кормежки. Все ясно?

— А как же, ясно. — Шарканье послышалось снова.

— Постойте-ка! А денег у вас хватит, чтоб заплатить поденщикам? Это ведь, если не ошибаюсь, выйдет что-то около двадцати тысяч.

Видимо, нотариус поразил Марту Цилу Петуха в самое сердце. Он пробормотал что-то, но слов мы не разобрали.

— Уж не думаете ли вы, что венгерское государство станет раскапывать вам землю под дыни за свой счет? Вот я и говорю: дорого вам ваша рожь обойдется, даже если не отыщется.

Старик опять пробормотал что-то, но до нас снова донеслись только слова нотариуса.

— Про то, что утро вечера мудренее, вам лучше знать. По мне, ложитесь хоть сейчас, а к утру чтоб десять человек были на месте. Можете идти.

Марта, спотыкаясь, побрел к калитке, а нотариус тем временем вперевалку направился к нам.

— Я пригласил бы вас отобедать, друзья, но теперь вам нужно спешить домой, потому что Марта Петух с минуты на минуту будет у Фиделя. Не тревожься, теперь он станет кротким, как ягненок.

(Писать об этом в романе я, пожалуй, не стану — чего доброго, обвинят нотариуса в злоупотреблении властью. Как бы до парламентского запроса не дошло. Вот вам, мол, деревенский судия, который тиранит мужиков, как во времена Йожефа Этвеша [72] Этвеш Йожеф (1813–1871) — писатель, поэт, государственный деятель. Один из его романов называется «Сельский нотариус». .)

Несчастная жертва и в самом деле уже поджидала нас, сидя на пороге в тени туи. Вид у Марты был не запуганный, а скорее снисходительный. Ни один городской директор банка не сумел бы говорить в столь покровительственном тоне.

— Я туточки, барин, заново все обмозговал. Аттила так Аттила. Я и людей сам подберу. Меня-то они скорее послушают, нежели городского, вроде вас. Двести крон в день, без кормежки — и к завтрему в шесть утра десять мужиков как один на месте. Ну чего, по рукам, что ли?

По рукам. Пятьдесят крон с носа за посредничество — это еще туда-сюда. Но в отместку я решил слегка припугнуть старика.

— Надо поставить в известность господина нотариуса, так положено.

— Ну-ну, вам-то лучше знать, как и что, — старик пожал плечами, но явно растерялся.

Дойдя до калитки, он обернулся и поманил меня чубуком:

— Знаете, что я надумал: чего вам таскаться к господину нотариусу по энтой жаре-то, я сам ему объявлю, чего надо. Мы скажем, будто землю я копаю, а вы только так, поглядеть захаживаете. Вы уж мне поверьте, так оно лучше будет, ить наш нотариус, он такой человек, что возьмет да и приберет все сокровище к рукам.

— Какое такое сокровище?

— А вот то самое, что вы откопать задумали. Оно, конечно, люди мы бедные, что и говорить, но какой-никакой умишко имеется. Не Аттила вам нужон, понятное дело, а сундук с деньгой. Ну и бог в помощь, да чем скорее, тем лучше!

На следующий день, ровно в шесть утра, у подножия холма действительно стояло десять мужиков. Едва завидев их, Фидель расхохотался.

— Да, с такими, как я погляжу, и против русских не повоюешь. Сплошь старые хрычи, старик, видать, подбирал только себе подобных.

На самом деле подобрал он тех, кого смог. Все, кто помоложе, были на работе: убирали урожай — либо свой, либо чужой. Только старики и были свободны. Я прикинул: вместе им могло быть лет семьсот. Не беда, а для моей кропотливой работы они как раз сгодятся, по крайней мере не проломят Аттиле черепа в спешке. Хуже то, что большинство из них — увечные: кто кривой, кто хромой, кто слеп на один глаз, кто глух на оба уха.

— Все люди служивые, барин, — похвастался Марта Петух, пока я делал смотр моей армии.

— А как же, — подтвердил Фидель, — все как один служили кайзеру во время оккупации Боснии [73] Босния была оккупирована войсками Австро-Венгерской монархии по решению Берлинского конгресса 1878 г. .

— Это что! Есть тут и такие, что аж в Кёниггреце сражались [74] Битва при Кёниггреце (3 июля 1866 г.) — решающее сражение австро-прусской войны. , — подхватил шутку маленький мужичонка с кошутовской бородой.

Ответом было всеобщее веселье; я тоже улыбнулся.

— Видали теперь, — произнес кто-то у меня за спиной, — я ж так вам и сказывал: кум Бибок за словом в карман не полезет. Недаром он в Мерике бывал, он у нас и наукам обученный.

На слово «Мерика» я обернулся — Андраш Тот Богомолец и впрямь был тут как тут. На плече заступ и лопата, следовательно, он здесь не в качестве зеваки, а в качестве одного из моих гвардейцев. Я протянул ему руку как старому знакомому, он дружески потряс ее и к обычному «бог в помощь» добавил еще и «здрасти». Таким образом всякий имеющий глаза мог видеть, что я не податной инспектор, не реквизитор, не налоговый регистратор и не судебный исполнитель, а абсолютно порядочный, отличный человек — в противном случае Богомолец нипочем не стал бы со мной здороваться. Марте Петуху причитается особая сигара, за то, что он завербовал этого человека, для меня он стоит короля Аттилы. Большое дело, когда писатель имеет возможность в любой момент проверить своего героя лакмусовой бумажкой психологического анализа.

Пока я производил необходимые замеры и разметку, прибыл нотариус. Хитро подмигнув мне, он спросил официальным тоном:

— Все здесь?

— Все, как велено, — отрапортовал Марта Петух не менее официальным тоном, в свою очередь усердно подмигивая мне. Мол, мы-то друг друга понимаем.

До чего лукавы эти деревенские жители — просто диву даешься! В городе мне за целый год столько не подмигивали.