Пол Теру - Отель «Гонолулу»

Вот именно, «напряжена». Мадам Ма с затравленным видом металась по гостинице, а Роз, которая прежде следовала за ней по пятам, всматривалась в покрытое густым слоем штукатурки лицо и улыбалась, надеясь, что в ответ старуха выставит напоказ свои искусственные зубы, теперь избегала ее. Мадам Ма прежде постоянно жаловалась на Роз, а теперь даже не глядела в ее сторону и молча, неуклюже избегала. Что она натворила? Чему стала свидетельницей? Куда подевался Чип? Похоже, дело серьезное. Мне случалось наблюдать припадки раздражительности у мадам Ма и слушать ее болтовню, но впервые она умолкла, и это повергло меня в ужас. Однако я бы не обратил внимания на ее странности, если б Роз не заметила их первой.

Вина отчетливо проступает на старческих лицах, изборожденных множеством морщин. С чем сравнить лицо пожилой женщины, испуганное, измученное и густо покрытое макияжем? Она пытается выглядеть, точно беззаботная куколка, но больше смахивает на труп. Белое, словно ноздреватый сыр, безгубое лицо, красные пятна на запавших щеках, зубы что мертвая кость, пустые глаза, редкие пряди волос — маска лежащего в гробу покойника. Мадам Ма оглянулась, и Роз, стоявшая на другом конце зала, тут же выскочила за дверь. Неизбывная вина проступала в каждой черте, в каждой складке лица мадам.

Какой-то замирающий гул вибрировал в воздухе — отголоски некоей ужасной истины. Маленькой Роз был внятен этот шепот, но она не хотела делиться со мной; напротив, она пыталась меня защитить. Сказала только, чтобы я не водился больше с мадам Ма. Однако новости просочились наружу, и выяснилось, что на самом деле беда приключилась с Чипом, а не с его матерью.

— Чип попал в большую беду, — сказала мне Милочка. Она собирала сплетни на кухне, а туда они доходили из бара «Потерянный рай». — Знаешь его друга-португальца?

— Амо Ферретти?

— Он муки.

Самые важные вещи и наиболее глубокие чувства гавайцы непременно передают на пиджине, выражаясь кратко и афористично, словно этот жаргон более уместен, более трагичен и близок к жизни. Я в таких случаях только посмеивался — да полно! — но Милочка предпочитала сообщать дурные вести на пиджине.

Вскоре в «Потерянном рае» я наткнулся на капитана Юдзи из полицейского управления Гонолулу, и он рассказал мне, что произошло.

— Эта история с Чипом — самое нелепое дело, какое я только знал. Хуже, чем с бабой, которую сняли на Отель-стрит.

— А что там было?

— Женщина болталась на Отель-стрит, высматривала лесбиянку. Зашла в бар и сняла там бабу, только это оказался ее собственный муж, нарядившийся в женские тряпки. Патрульным что-то не понравилось, они остановили их машину, история попала в газеты. Муж — конгрессмен от штата. Такой позор. Они уехали на материк.

Как всегда, слово «материк» прозвучало словно «планета Земля».

— Чипу тоже следовало сбежать.

Капитан Юдзи озабоченно нахмурился и сказал:

— Чип в тюрьме.

Должно быть, я ошарашенно уставился на него. Капитан Юдзи продолжал еще строже:

— Скверное дело. С геями это бывает — не умеют вовремя остановиться. Может, оно и ничего, если кто из голубых обставляет вам дом дизайнерской мебелью или делает вашей жене маникюр, но, когда гей совершает убийство, это просто черт знает что.

Вероятно, именно по этой причине Роз так нервничала, а мадам Ма бродила по гостинице с широко раскрытыми невидящими глазами, точно сомнамбула.

— Как его уличили?

— О, это как раз самое интересное.

Ссора между Чипом и его любовником началась, насколько я понял, у нас в отеле и продолжалась в квартире Чипа в Харбор-Тауэр. Чип впал в ярость, Амо бежал от него. Чип искал его по всему Вайкики в барах для голубых, а нашел в Кайлуа — Амо спрятался в своем бунгало, где ютился с женой и двумя детьми. Сложно устроенная жизнь, но до той поры Амо с ней справлялся. Он не жил постоянно с Чипом, а сновал между Харбор-Тауэр и своим домом в Кайлуа.

— Амо — мой любовник на полставки, — говаривал Чип.

Мадам Ма поощряла их связь. На воскресный обед в отеле они являлись втроем: мумифицированная мадам Ма, волосатый Амо, гладкокожий Чип, комическое трио, всегда чересчур разодетые по такой жаре: мужчины в плантаторских шляпах, в рубашках с длинными рукавами, в белых ботинках и с гирляндами цветов. Бадди Хамстре они нравились — они-де придавали «атмосферу» отелю, особенно когда, выпив, впадали в сентиментальность (это случалось довольно часто), а на веранде Трей со своими «Кроткими» играл им «Роскошную жизнь», аранжированную на гавайский лад.

В ночь роковой ссоры Амо прятался у жены за спиной, но Чип с воплем накинулся на него. Амо выбежал через заднюю дверь, вероятно — так предполагал капитан Юдзи — опасаясь разглашения своей тайны. Какой еще тайны? Чип услышал, как отъехала машина, и кинулся в погоню.

На нашем маленьком острове есть только одна длинная автострада — вдоль берега. Амо оставалось лишь мчаться на запад по шоссе Камехамеха. В одиннадцать часов вечера машин на дороге почти не было, шоссе у нас узкое, поворот идет по большой дуге, поэтому Чип легко различал издали задние огни автомобиля Амо. Миль пять он висел у него на хвосте, а потом, недалеко от гостиницы «Присевший лев», Амо, обдирая краску на дверце машины, свернул мимо ограждения и пропал из виду. Это было недалеко от залива Кахана.

Чип в темноте проехал к заливу, однако, проскочив мимо прибрежного парка и так и не увидев впереди ни одного автомобиля, он сообразил, что Амо съехал с шоссе и погасил огни. Чип повернул назад, увидел на дороге машину Амо и затормозил, преградив ему въезд в парк. Амо попал в ловушку. Он выскочил из машины и попытался бежать, но Чип опередил его, поймал, нанес удар. Раздражение и гнев, еще усиленные долгой погоней, переросли в неконтролируемую ярость. Чип обхватил Амо сзади, ломая, душа его в чудовищной пародии на любовные объятия, и вынудил португальца опуститься на колени. Не выпуская его, он и сам опустился на колени за его спиной, уперся одной рукой в землю, чтобы не потерять равновесие, и нащупал осколок вулканической породы, как раз по руке. Этим камнем он ударил Амо в лицо, ободрал ему кожу на голове. Амо тяжело рухнул, оглушенный, и как-то странно захрипел.

Этот акт насилия немного успокоил Чипа, он поднялся, задыхаясь, дрожа от странного озноба, постоял, покачиваясь, жадно втягивая в себя воздух. Раненый тем временем зашевелился, ожил, приподнялся и — вот это было ошибкой — попытался сквитаться с Чипом. Не вставая, Амо схватил Чипа за ноги и принялся кусаться. Чипа вновь охватила ярость. Камень все еще был у него в руках. Стоя, теперь уже не в позе насильника, а скорее в позе человека, отбивающегося от насильника, он начал камнем наносить удары по цеплявшимся за него рукам и по голове — слишком много ударов, слишком сильные удары, и любой из них мог оказаться смертельным.