Этьен Херден - Долгое молчание

Этьен ван Херден — известный ученый, специалист по африканским культурам. Преподавал антропологию в университетах Лейдена, Антверпена, Айовы и Кейптауна. Истинную популярность ему принесла художественная литература — рассказы и романы, удостоенные МНОЖЕСТВА литературных премий и ставшие международными бестселлерами.

Великолепное, словно маслом выписанное полотно!

Повествование, превращенное авторским талантом в изысканную литературную фреску!

Ассегай— легкое, короткое копье, которым пользовались воины-зулусы.

Бучу— местное растение, известное своими целительными качествами.

Дагга— южно-африканское название марихуаны.

Домини— пастор голландской реформистской церкви, как по-английски, так и на африкаанс.

Дростди— официальное название здания суда городского магистрата (ланддрос) во времена голландского правления.

Клооф— ущелье (изначально голландское название, теперь общепринятое в южно-африканском английском).

Куду— африканская антилопа с винтовыми рогами.

Мееркат— юркое норное животное из семейства мангустов.

Мути— африканское название для снадобья или колдовского зелья, сделанного традиционным целителем.

Пандур— историческое название для солдата кои-кои, служащего в голландском полку. Термин пандур используется иногда голландцами, как прозвище для пехотинцев.

Ройбуш— дословно «красный куст». Популярный южно-африканский травяной чай, заваренный из листьев местных кустов.

Сангома— традиционная целительница или колдунья.

Сьямбук— бич из шкуры антилопы (изначально голландское слово, теперь общепринятое в южно-африканском английском).

Токолоше— злой дух, который появляется в виде злобного карлика Африканцы его очень боятся.

Финбос— общее название для группы кустов, растущих в Капе (особенно в юго-восточном Капе). Буквально — «изящные кусты», в переводе с голландского, из-за узких листьев.

ZAR— Южно-Африканская Республика.

Они столпились у входа в пещеру. Глаза их постепенно привыкали к темноте. Карета словно бы светилась в глубине.

Потом прошлое заполнило их, и они отпрянули — им показалось, что карета начала двигаться и устремилась прямо к ним. Но это было всего лишь иллюзией. Пыль улеглась. Наблюдатели всматривались в темноту, и зрачки их расширялись.

Карета казалась видением. Призрачная повозка мерцала, потому что вокруг нее тучей роились светляки. Она столько лет простояла, укрытая от разрушительного действия солнечных лучей и прикосновения человеческих рук, что сохранилась превосходно. Сквозь крышу пророс сталактит, а снизу к полу пещеры ее пригвоздили сталагмиты.

На месте возницы сидел белый скелет. На нем до сих пор сохранилась одежда. Шесть лошадей умерли прямо в упряжке. На их черепах слегка подрагивали страусиные плюмажи. Инджи Фридландер протиснулась вперед, чтобы лучше видеть. В пальцах левой руки скелет все еще сжимал наполовину выкуренную сигару. Вторая костлявая рука стиснула пергамент, древний, пожелтевший и ломкий. По краям пергамента мерцали светлячки.

«Третья карта», — догадались они.

Однажды утром Джонти Джек распахнул дверь своего дома в теснине над небольшим городком Йерсоненд, учуял запах влажных папоротников и старой стружки и увидел скульптуру, стоявшую там, словно…

— Господь свидетель, — рассказывал Джонти Джек, — словно она за ночь выросла из земли.

Когда бы Джонти ни рассказывал после историю появления скульптуры, он всякий раз впадал в слезливую сентиментальность. «Спотыкающийся Водяной пробился головой сквозь деревянную стружку, и кору, и коноплю; и рыбак этот пришел в наш мир, запинаясь и пошатываясь…»

Несмотря на широкую национальную известность, которую принесла Джонти Джеку скульптура, он продолжал настаивать, что Спотыкающийся Водяной — не его рук дело. Ему никто не верил; в этой новой республике в последний год двадцатого столетия люди испытывали голод по художникам с богоданным талантом. «Да ради всего святого! — воскликнул Джонти в беседе с Инджи Фридландер. — Я простой столяр, резчик, бездельник и циник! Нет у меня таланта, чтобы создать подобную скульптуру — клянусь Богом, я для этого слишком ограничен!»

Именно так он и сказал Инджи Фридландер, когда та прибыла в Йерсоненд, чтобы купить скульптуру по поручению Национальной галереи в Кейптауне для особой коллекции, предназначенной парламенту.

Джонти вспоминал, как он вышел тем утром из своего домишки, все еще несколько не в себе после ночного кутежа, и нате вам — там стоит эта рыбацкая штука, выше человеческого роста, тело выгнуто, как у дельфина, выпрыгивающего из волны, или как у лебедя в тот короткий миг, когда он уже оторвался от воды, но лапы все еще в ней, а тело торжествующе взмыло в воздух. Но наряду с этим восторгом — Джонти заметил это тотчас же — скульптуру пронизывала невыразимая печаль.

В то самое утро Джонти медленно подошел к скульптуре. Он хотел прикоснуться к ней, но что-то не давало ему сделать это. Спереди легко узнавались очертания дельфина, но стоило обойти скульптуру кругом — и они превращались в акульи; а по темным пятнам на спине чувствовалось, что в своем бунте скульптура уже предсказывала собственное падение. Если приглядеться, угадывалось сложенное крыло, но при ближайшем рассмотрении выяснялось, что это — мужское жилистое бедро.

Скульптура была завершена, и она не была любительской работой. Она, бесспорно, выглядела значительно сложнее, чем множество незаконченных фигур, валявшихся вокруг дома. К примеру, тот мужчина в шикарной шляпе с плюмажем из страусиных перьев, прислоненный к птичнику. Предполагалось, что он будет выражать нечто значительное и одновременно курьезное по поводу самоуверенности и мужского начала, но, увы, то ли из-за неверного выбора дерева, то ли из-за тупого резца, но он опирался лишь на одну ногу. А вон та фигура ангела, что валялась у задней двери? У нее была срезана половина лица, потому что резец скользнул по дефекту в дереве, и казалось, что дьявол откусил кусок от щеки ангела. И вон тот юноша в шортах, у которого недоставало правой руки…

Мои увечные ягнята, частенько бормотал Джонти. Но он сразу же понял, что рыбак был олицетворением наивысшего искусства. Это послание ко мне, решил он. Мне сообщают, что можно создавать, к чему нужно стремиться. Он принюхался к скульптуре и уловил запах корицы и серы — прикосновение Создателя. И тогда Джонти упал на колени и дал скульптуре имя.