Илья Горячев - Тьма кромешная

Неожиданно и мальчик, и вся пещера померкли, и Сунчицу выбросило из сна. За окном, искрясь на снегу, светило зимнее солнце, свеча давно догорела. Она взглянула на свою руку – там белел небольшой шрам и чуть саднило, а на одной из подушек алели два пятнышка крови. В кровати, где лежал Тилль, послышалось сопение, он выбрался из своей берлоги под грудой одеял. Сна он как будто не помнил, но, украдкой глянув на его ладонь, Сунчица увидела полоску шрама. Сам Тилль, казалось, ее и не заметил.

С того дня Тилль спал все меньше, начал выходить из дома, но все так же больше молчал, погрузившись внутрь себя и смотря в пустоту невидящими глазами. Сунчица привыкла к нему, а Локи, сперва настороженно обнюхивающий нового человека, даже привязался, особенно после того, как они вместе перенесли вещи Тилля из укромного местечка, где схоронила их Сунчица, до ее хижины.

Припасов в кладовке хватало, дрова в изрядном количестве укромно притаились за домом, а колодец был вырыт на соседней полянке. Домашние хлопоты занимали короткий зимний день, а вечерами, приготовив глинтвейн на двоих, он читал ей гномьи сказания и легенды из старых рукописных книг, которыми была набита его торба, а она пела, вышивала и готовила лечебные отвары и снадобья, которыми потчевала лесных жителей. К ней из леса выходил то прихворнувший зубр, то раненный охотниками вепрь, а уж лисенок и зайчишка – те и вовсе забегали просто так, заглянуть в ясные голубые глаза Сунчицы и услышать от нее доброе слово. Они рассказывали ей свежие лесные байки, а наградой им был ее заливистый, словно звон сотен серебряных колокольчиков, смех.

Так пролетел декабрь, за ним минул январь, тяжелой поступью прошел февраль, промелькнул март, а вьюга все так же гуляла за окном, сугробы и не думали уменьшаться.

Сунчица задумчиво сидела у окна, поглаживая лежавшую у нее на коленях голову Локи, млевшего от удовольствия.

– Когда же весна?.. – В ее голосе слышала тоска.

Тилль поднял голову от книги:

– Ее не будет. Зима – это навсегда. – Его слова прозвучали как приговор.

– Будет! Она всегда приходит, я покажу ее тебе! – запальчиво воскликнула Сунчица, вскинув голову, и кончики ушей у нее даже покраснели от возмущения.

– Ты знаешь, как устроен наш мир? – Его холодная рациональность как будто убивала все живое вокруг. – Мы живем не снаружи, а внутри, внутри полой сферы, а солнце – это кусок льда, висящий в ее центре, что согревает и освещает нас лучами холода.

– Откуда ты взял такие глупости?! – Она прикрыла голову руками, словно прячась от того, насколько же он ничего не понимает.

Тилль поднял книгу и помахал ею:

– Прочитал в старых гномьих книгах. – Он и правда верил в то, что абсолютно все можно прочитать в книгах, как будто там есть и вкус утренней росы, и мерцание лунного света, и еще сотни и сотни ощущений и эмоций, к которым можно прикоснуться, вдохнуть, ощутить, но вряд ли получится описать даже всеми существующими на свете словами, состоящими из букв.

– Это твои гномы живут в земле! – практически кричала Сунчица. – Скоро совсем уйдут в свои норы, а мы живем тут, сверху, и солнышко – это никакой не лед, оно ласковое и теплое… – Она сердилась на него за то, что он до сих пор будто покрыт тем инеем, и на себя за то, что не могла показать ему мир таким, каким его видит она. На глазах у нее выступили слезы.

– У тебя роса на лице! – В его обычно одноцветном голосе промелькнуло удивление.

Едва слышно она прошептала:

– Это слезы…

На следующее утро Сунчица мягко спросила:

– Ты чувствуешь этот пряный душистый запах? – Она верила, что сможет найти прореху в его ледяной броне. – Это дикие розы, что цветут летом под окном, из моего предрассветного сна. – И с надеждой заглянула в его холодные синие глаза.

Он старался, хотел ощутить то, о чем она говорит, но, кроме холода, который все не отпускал его, ничего не мог нащупать внутри себя. Тилль грустно помотал головой. Тогда Сунчица запела. Запела своим удивительно чистым голосом на мелодичном языке своей родины. Чудесные звуки заполнили всю хижину и, казалось, раскрасили мир вокруг яркими детскими красками. Закончив петь, она заглянула в его глаза:

– А аромат песни ощущаешь кончиком языка? – Она была уверена, что поможет ему начать снова чувствовать жизнь.

Тиллю не хотелось расстраивать Сунчицу, но и обманывать ее он не хотел. Он смотрел куда-то в сторону.

– А о чем эта песня? – Голос его был едва слышен.

– О любви… – прошептала она одними губами, практически беззвучно.

Он поднял взгляд на девушку:

– А что это такое – любовь? – Он очень много знал такого, о чем большинство людей и не слыхивали, но не разбирался в самых простых вещах, его наивность не искупало даже то, что вырос он среди гномов.

Сунчица зажмурилась, как будто от резкой боли, и вышла летящей походкой из хижины, не ответив. Распахнув дверь, она глубоко вдохнула морозный лесной воздух, поменяв вздох разочарования и жалости, оставшийся внутри, на свежий глоток дыхания елей, окружавших домик.

Вечером, проводив Тилля и Локи на колодец, Сунчица принялась прибираться, решив заодно разобрать и торбу с книгами – зачем им там томиться, когда можно привольно жить и на просторной светлой полке. Тяжеленная сума, набитая маленькими, испещренными гномами письменами на тончайшей бумаге и книгами, так и пылилась в углу хижины. Сунчица с большим почтением отнеслась к книгам и даже к написанному этими невозможными гномами, потому она очень аккуратно, двумя руками доставала каждую отдельно, смахивала пыль и переставляла на полку. Взяв последнюю, она углядела что-то еще на дне торбы, нагнулась и извлекла на свет маленького потертого плюшевого медведя с красной заплаткой на животе и пуговками вместо глаз. Она сразу вспомнила его, улыбнулась и, взяв двумя пальцами его лапу, тихонечко пожала:

– Ну здравствуй, старый знакомый… – после чего быстро вернула его обратно на дно торбы и сложила сверху все книги, которые только-только начали осваиваться и обживаться на просторной полке.

Прошло еще два месяца. Наступил май, а зима и не думала уходить. Уже давно пора было будить заспавшихся беров в их логовищах (Сунчица знала настоящие имена всех жителей леса, а они не прятались от нее и не скрывали свою суть, зная, что она одна из них – обитателей Черного леса). Но кругом были сугробы и ни одного зеленого листочка или цветка, и зачем им было пробуждаться, раз пчелы не могли приготовить им их любимого меду?

Как-то сумрачным утром Сунчица решила навестить своего друга – старый платан, живущий на холме в самом сердце леса. Его можно было попросить проводить зиму восвояси, он был настолько стар, что к нему прислушивались все-все, и даже могущественная зима не могла отказать ему.