Алексей Притуляк - Санаторий

Справа зарокотала Молчунова «базука» – старенький «РПК».

Иона выловил в прицел белое пятно, присевшее за опрокинутым мусорным баком, жахнул по нему. Пятно не исчезло. Иона сделал ещё выстрел. Потом прицелился получше и саданул в третий раз. Пятно неподвижно маячило на том же месте, как навязчивая галлюцинация. Иона даже глаза протёр и всматривался до слезы, пытаясь понять, человек это в белом халате скорчился за баком или просто что-то белесое брошено там. Но зрение отказывалось конкретизировать. Труп это был, наверное, вот что.

Откуда-то от водонапорной башни хлестнул одиночный выстрел. Слышно его было хорошо, потому что звук пришёл сверху. Иона посмотрел в ту сторону. Башня торчала на окраине, за женскими корпусами, на территории, которая сейчас была ничейной и лежала в стороне от линии фронта.

Иона ещё и глаз не отвёл, а оттуда прилетел звук нового выстрела.

– Снайпер бьёт, – определил Дефлоратор и растерянно поскрёб заросший щетиной квадратный подбородок.

– Только по ком? – задался вопросом Тощий.

– Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол, – заржал Чомба.

– По ним, – Ездра кивнул в сторону противника.

И он был прав, потому что белые тут же саданули по башне с нескольких стволов, а кто-то ещё и шарахнул из гранатомёта.

– Ишь, как осерчали, – усмехнулся Ездра. Должно, Вильгельм этот Телль прижмурил у них одного-двух.

– Из наших в той стороне никого нет, – сказал Дефлоратор, кивнув на башню. – У них в рядах измена, что ли? Хорошо бы.

– Разберёмся, – Харя-Кришна выпустил клуб самокруточного дыма. – Главное, что не по нам бьёт меткострел, а по ним.

Белые медленно приближались. Суетливо забрасывали наши позиции гранатами, которые, однако не доставляли особых хлопот, поскольку бросались неумелыми руками.

– Уж не в рукопашную ли собрались эскулапы? – предположил Андроид.

– Это их ошибка, – ухмыльнулся Харя-Кришна. – У нас и бойцы для такого дела попригоднее и численный перевес имеется.

– Командование у них дурни, – добавил Дефлоратор, – вот и весь сказ.

– Погля́, – заржал Пузо, – они в перчатках, вояки.

И действительно, если присмотреться, можно было различить на многих руках обычные медицинские перчатки. А на шее терапевта якобы разглядели даже стетоскоп. Но то была, скорей, шутка – ведь это ж надо совсем быть идиотом, чтобы в такой амуниции идти в бой, а в терапевте Поливанове ничего не было ни идиотского, ни клоунского. Так что, в общем, это шутка была.

Подпустив белых до столовской линии, Ездра вдруг скомандовал атаку.

Поднялись резво и с готовностью. Белые дали рассеянный залп. Повалился Дефлоратор – фуфайка на груди у него взлохматилась, будто по ней провели граблями. Снесло половину черепа Клопомору, так что и опознать его нельзя было бы после боя. Молчуну перебило колено и он повалился обратно в окоп, исторгая вечное своё молчание в злостной хуле небесам.

Те, кого не положили на подъёме, с рёвом ринулись в рукопашную, готовые раздавить, смять, растерзать, воздеть на штыки. И ведь смяли бы, вне всякого сомнения растерзали бы этих хилых интеллигентишек, которые сроду не держали в руках ничего тяжелей спринцовки и ничего же страшней скальпеля. Раздавили бы их как попавший под ногу помидор, если бы не санитары, среди которых была пара-тройка весьма дюжих.

Иона, вдруг оказавшийся в самом центре бурлящей, как забытый на плите суп, заварухи, отмахнулся от чьёго-то штыка, врубил кому-то прикладом и отошёл в сторонку, чтобы согнуться там, исходя желчной рвотой.

Металась в толпе дерущихся смерть, плясала, кривлялась и била в бубен, как сумасшедшая шаманка. Мелькали над полем битвы, подобно валькириям, вороны. Воины кричали, разрывая животы, матерились, загоняя в горла штык-ножи, хакали, дробя прикладом вражеский лоб. Издавая неожиданно по-бабски визгливый боевой клич, махал невесть откуда взявшейся саблей Виннету. Выползал из битвы на коленях Тошнот, волоча за собой красную гирлянду кишок. Дрыгался на земле Чомба, тяжело и неохотно прощаясь с жизнью, зажимая ладонью дырку на груди, будто надеясь перекрыть дорогу душе, что рвалась отлететь. Но душа, как вода, которая всегда найдёт себе дорогу, прорвалась через глотку и вышла из разверстого в последнем стоне рта, и так и остался лежать Чомба с раскрытым широко ртом. Валялся неподалёку с перерезанным горлом еврей в третьем поколении Исаак Рафаилович Фельдман. Здоровенный детина-санитар, известный под позывным Бугай, сидел в грязи и смотрел удивлённо на отрубленную шуйцу свою, которую держал в деснице. Видать, мозговал, смогут ли её пришить здесь, в санатории, или придётся ехать в область, а то и куда подальше. Пришлось– куда подальше: Пузо походя ткнул его штыком под затылок, из милосердия, должно, а может, в отличие от санитара, не питал никаких надежд на способности отечественной медицины.

И посреди всего этого месива и варева метался конь блед, на котором трубил в свой горн Чиполлино.

А потом вдруг пронёсся над битвой истошный вопль: «Га-а-зы-ы-ы!»

Белые организованно дёрнули из подсумков заготовленные противогазы, натянули на бледные лица большеглазые маски, и тут же схлынули, отошли от рукопашной, залегли, изготовившись к стрельбе. Наши, не подготовленные к химической атаке совершенно никак, заметались, заорали, засуетились и вдруг бросились врассыпную, видя, как наползает с подветренной стороны жёлто-белесое облако смерти. Как ни пытались Ездра и Сто-Метров-Кролем придать хотя бы вид организованного отступления этому бесславному бегству, ничего не получилось. Недавние солдаты превращались в растерянное стадо и бежали, бежали. Бежали к админкорпусу в надежде добраться до оружейки, до спасительных комплектов химзащиты. У подвала их ждал второй, никем раньше не виденный, вэвэшник с пулемётом и четверо санитаров с «калашами». Желающим получить противогаз предлагалось для начала разоружиться и сдаться в плен. Харя-Кришна попытался было вернуть в ряды дисциплину и повести бойцов за собой в последнюю атаку, но вэвэшник предусмотрительно саданул по нему из пулемёта, переломил командира пополам.

– Ну, вот и всё, – устало сказал Ездра, проводив глазами бегущее воинство и усаживаясь на пустой ящик от патронов. – Конец, – добавил он, обозрев поле битвы.

Иона, сплёвывая горечь изжоги, подошёл, взял его за плечо, заставляя подняться.

– Уходить надо, – сказал он, кивнув на подползающее газовое облако.

Ездра равнодушно поднялся, и они побрели, выходя из-под ветра, в сторону женских корпусов. За ними шёл, пятясь, прикрывая спину главнокомандующего, Виннету с окровавленной саблей. С той стороны хлопнул выстрел. Виннету дёрнулся, приняв на грудь несколько граммов смерти, но даже и не думал повалиться, тем самым вынуждая врага сделать ещё выстрел. И ещё. Стреляли почему-то именно в Виннету – а ни в Ездру, ни в Иону не целили. Видать, глубоко обидел кого-то индеец во время рукопашной, и мститель никак не хотел простить ему этой обиды. И дал четвёртый выстрел. Но ещё с минуту не могло дойти до буйной головушки Виннету, что он убит, и краснокожий продолжал отступать, шатаясь, как пьяный, но держа наготове саблю. А потом вдруг стукнуло ему в голову: «Да я ж, кажись, убит, ёж твою…» и повалился безбашенный индеец красной своею мордою в грязь. И тут же снежная пыль деловито принялась покрывать его спину в подпалённой фуфайке, словно заранее приготовленным саваном.