Дэвид Салой - Каков есть мужчина

– Я знаю, – говорит Александр. – Вы мне уже говорили.

Мистер Хит поднимает взгляд от бумаг:

– Да. Значит, вы в курсе, чего просит мисс Викторовна.

– Лондонский дом, виллу и двадцать пять миллионов.

– Да, – подтверждает мистер Хит, – а также право пользования вашим самолетом, конкретные условия должны быть согласованы.

– Самолет продается, – сообщает Александр.

Хотя день пасмурный – такси проезжают по улице с горящими фарами, – свет из высоких окон раздражает глаза.

– Что ж, – говорит мистер Хит. – Хорошо. Я сообщу это противоположной стороне.

Он записывает что-то и отпивает кофе, который им только что подали.

– Нам также представляется, – говорит он, – что, в добавление к двум очень ценным домам, двадцать пять миллионов наличными – это чрезмерная сумма.

– Да? – произносит Александр, как будто без особого интереса.

– Мы бы советовали вам оспорить ее, – говорит мистер Хит.

– Оспорить?

– Мы считаем крайне маловероятным, чтобы суд одобрил мисс Викторовне такую солидную сумму в добавление к домам.

Александр ничего не отвечает.

Мистер Хит продолжает:

– Конечно, вы можете предпочесть передать ей сумму, которую она хочет, и только один из домов.

– Вы думаете, я должен оспорить это? – спрашивает Александр, словно не слышал последних слов мистера Хита.

– Да, мы так думаем.

– Для этого придется идти в суд?

– Не обязательно. Я бы сказал, что вряд ли, если мисс Викторовне объяснить все должным образом. Но возможно, и придется.

Александр опять молчит. Он даже не смотрит на пожилого адвоката. Кажется, он изучает зеленую табличку с надписью «Выход» над одной из дверей. Под глазами у него огромные темные мешки. Лицо осунулось. Он заметно похудел, отмечает мистер Хит, с их последней встречи, всего за несколько недель. Теперь он выглядит гораздо старше.

– Я не думаю, что вам стоит чего-то бояться , – говорит мистер Хит, – если даже дойдет до суда.

Снова повисает долгая пауза.

Затем Александр бросает мягким усталым голосом, по-прежнему не глядя на адвоката:

– Пусть берет что хочет. Пусть забирает все.

Мистер Хит озадачен.

– Все? – спрашивает он.

– Да.

– При всем уважении, мы бы вам не советовали…

– Я знаю.

Мистер Хит пробует снова:

– Ее адвокаты настроены агрессивно. Я очень сомневаюсь, что они ожидают получить то, чего просят. Предстоят переговоры.

– Понимаю.

– Возможно, вам нужно какое-то время, чтобы обдумать все это, – предполагает мистер Хит. – Спешить не следует.

– Время мне не требуется, – говорит Александр. – Пусть забирает что хочет.

Мистер Хит явно озадачен.

– Вы уверены?

– Да.

Снова повисает долгая пауза.

– Что ж, хорошо, – говорит адвокат, глядя на свои бумаги с грустью. – Если это то, чего хотите вы. Но я должен подчеркнуть – мы вам этого не советуем .

– Я понимаю, – кивает Александр.

После того как мистер Хит уходит, он сидит один за длинным столом какое-то время, пока к нему не подходит секретарша, чтобы напомнить про обед с лордом Саттером. У них заказан столик, говорит секретарша, в «Ле Гаврош».

Он смотрит на нее с отсутствующим выражением.

Он забыл про обед.

Его ведь не должно было быть здесь.

Он не должен был больше обедать.

Тем не менее в половине первого он идет пешком в сопровождении Пьера и Мадиса в ресторан «Ле Гаврош».

Эдриан Саттер уже там, сидит в кресле в зоне ожидания наверху. Он примерно одних лет с Александром. Его изрядно поседевшие волосы вздымаются шелковыми завитками над большим розовым лбом.

– Шурик, – говорит он, одним движением снимает очки, убирает их в карман пиджака с огромными лацканами и встает. – Рад видеть тебя.

Он пожимает Александру руку и хлопает по плечу.

– Привет, Эдриан, – кивает Александр.

Пьер и Мадис остаются на улице, рядом с рабочими, украшающими фонари к Рождеству.

Александр и лорд Саттер изучают меню.

– Soufflé Suissesse [70], я думаю, для меня, – говорит Эдриан Саттер. – А затем тюрбо [71].

Близкий друг Тони Блэра с давних пор, при содействии которого получил титул, он теперь был представителем истеблишмента. Одной из множества фигур такого полета, перед которыми Александр благоговел, когда только прибыл в Лондон в начале нового тысячелетия. Александру очень хотелось стать частью британского истеблишмента, или чтобы истеблишмент хотя бы публично принял его в свой круг, или уж, на худой конец, чтобы его считали более или менее равным.

– Я буду то же, – говорит он метрдотелю, и их проводят вниз, по устеленным темным ковром ступеням, к их столику.

– Ужасно, – замечает Эдриан с негодованием по поводу судебного процесса Александра. – Никогда не слышал ничего подобного. Мне стало стыдно быть британцем.

– Со мной все кончено, Эдриан, – говорит Александр.

– Нонсенс. Не надо говорить так, Шурик. – Эдриан просматривает карту вин. – Ты принял удар, – улыбается он Александру. – Ты снова встанешь на ноги в два счета.

– Все не так просто, – возражает Александр.

– Ты один из великих людей нашего времени, Шурик.

– Я думал так когда-то.

– Так же думай и сейчас.

– Я бы хотел.

– Посмотри, ты многого достиг.

Предполагая, что еду оплатит, по обыкновению, его друг, Эдриан просит сомелье принести им «Лафон Перрье 2005». Довольный, он снимает очки.

Александр, хмурый как туча, говорит:

– Мне шестьдесят пять лет, и я больше не знаю, что мне делать. Я просто не знаю, что делать. Такое чувство, словно все для меня кончено.

– Скажи мне, – просит Эдриан, после короткой паузы, убирая в карман очки, – есть у тебя хобби?

– Хобби?

– Да. Ну, знаешь.

– Нет, – отвечает Александр.

У него никогда не было хобби – в справочнике «Кто есть кто» в графе «Интересы» он написал «благосостояние и власть».

– Я предлагаю найти себе хобби, – советует Эдриан. – Займись хотя бы садом. А ты знал, – спрашивает он, подмигивая, – что в преклонные годы Иосиф Сталин больше занимался выведением идеальной мимозы, чем разжиганием глобальной революции?

– Нет, я этого не знал, – признается Александр.

– Он проводил большую часть времени в своем саду на Черном море, выращивая мимозы, а империей управлял в основном Берия.

– Я этого не знал, – повторяет Александр.

– Это совершенно естественно, – говорит Эдриан. – Тебе пора остепениться. Мне самому надо сбавить темп немного, – признает он, в то время как им подают холодные закуски.

– Как-то вышло, – произносит Александр с потерянным видом, – что я утратил смысл жизни. Ты понимаешь?

Эдриан улыбается:

– Кому нужен смысл, когда у тебя есть sufflé Suissesse?

Александр тоже пытается улыбнуться.

А сам думает, знает ли Эдриан, что он практически банкрот. Что его империи больше нет. Эдриан принимается за суфле, и по нему никак не скажешь, что он это знает. Хотя даже если знает, разве он даст это понять? Александр тоже берет вилку. Такие уж эти англичане – никогда не поймешь, что творится у них в голове, что скрывается под их мягкой, ироничной манерой держаться. А знают ли они сами себя?