Франц Фюман - Богемия у моря [Böhmen am Meer]

— Ее надо переселить отсюда, — сказал я, а бургомистр снова вздохнул, подтянул свой кожаный ремень и сказал, что в том-то и дело, что она этого не хочет.

Я посмотрел на него с недоумением.

— Чего она не хочет? — спросил я, не понимая, в чем дело.

— Уезжать отсюда, — сказал бургомистр.

— Не хочет уезжать отсюда? — переспросил я. И бургомистр слегка ослабил ремень на своей кожаной куртке, вытащил из кармана брюк сигарету и сказал, что он уже трижды предлагал ей перебраться в какую-нибудь деревню, подальше от моря, но всякий раз она решительно отказывалась.

— Не может этого быть! — воскликнул я, вспомнив, какие глаза были у этой женщины.

Бургомистр пожал плечами.

— Тяжелый случай, — сказал он и закурил сигарету, — она не может тут жить, но не хочет никуда уезжать.

— Значит, она надеется вернуться когда-нибудь на свою родину? — спросил я, но бургомистр отрицательно покачал головой.

— Я сам переселенец и знаю своих людей, — сказал он и добавил, что фрау Трауготт не хочет возвращаться обратно, он давно с ней знаком и точно это знает. Я заметил, что можно и ошибиться, но бургомистр возразил, что он наверняка не ошибается. Фрау Трауготт сама ему об этом говорила.

У меня не было оснований усомниться в его словах, я смотрел, как играет ветер в траве на дюне, смотрел на бургомистра и искал причину столь странного поведения этой женщины, но не мог найти.

Со свистом вырывался пар, громко скрипел рельсовый каркас. Я извинился перед бургомистром за то, что отвлек его от работы, но он сказал, что ему все равно надо возвращаться в деревню и что мы можем пойти вместе. Шторм немного утих, море было зеленым, как недозрелое яблоко, а на горизонте виднелась узкая фиолетовая каемка. Бургомистр, словно принюхиваясь, потянул воздух ноздрями.

«Прекрасная погода ждет вас», — сказал он. Я посмотрел на море: волны перекатывались по морю, словно мускулы под шкурой хищника. Я снова вспомнил глаза фрау Трауготт.

— И все же ей надо как-нибудь помочь, — сказал я с упрямым отчаянием в голосе.

— Мы сделали все, что в человеческих силах, — сказал бургомистр. А я спросил, неужели она так цепляется за свой дом и свой клочок земли, что не хочет уезжать отсюда, но бургомистр ответил, что не только в этом дело дома, которые предлагали ей в обмен, были так же красивы и добротны, как этот рыбачий домик у моря, а земля здесь кругом одинаковая, жирный чернозем, да и луга там тоже были не хуже.

— Может быть, она здесь привязалась к кому-нибудь? — спросил я. И бургомистр ответил, что живет она здесь в полном одиночестве.

— Сектантка? — спросил я.

Бургомистр отрицательно покачал головой.

— Но ведь должна же быть у нее какая-то причина! — воскликнул я в отчаянье.

Бургомистр пожал плечами.

— Мы уже бросили выяснять это, — сказал он. — Фрау Трауготт живет в нашей деревне десять лет, мы не раз предлагали ей уехать в другое место, но она всегда отказывалась, мы уж и удивляться перестали.

По небу плыли облака. Мы молча шли вдоль берега.

— Вы тоже переселенец? — спросил бургомистр.

Я кивнул и хрипло пробормотал:

— Да.

Бургомистр посмотрел на меня, и мне показалось, что он заглянул мне в самую душу.

— Здесь, у моря, живет много переселенцев, — сказал он, — целая колония.

Далеко в море плыл пароход, пятнистая черточка.

Сквозь облака пробилось солнце, его лучи пестрили морское дно. Я спросил, как чувствуют себя здесь другие переселенцы, и бургомистр сказал, что, кроме фрау Трауготт, все они здесь прижились, у каждого крыша над головой и издавна привычное занятие, он назвал пекаря с семьей из восьми человек, и учителя Нейгебауэра, и крестьян Фридмана и Зейферта, и заведующую потребительским магазином, и почтальона Нахтигаля. Мы говорили о невзгодах и радостях жизни у моря, но разговор наш все время кружился вокруг фрау Трауготт, хотя мы вовсе не упоминали ее. Так мы дошли до обрыва, из расщелины текла красноватая струйка охры, и морские валы перекатывались, как мускулы под шкурой хищного зверя.

Бургомистр остановился и, посмотрев на горизонт, протянул руку.

— В ясную погоду отсюда можно видеть датское побережье, — сказал он, показав рукой, куда мне глядеть.

Я посмотрел вдаль, но датского побережья не увидел, я увидел бушующую стихию, увидел глазами фрау Трауготт.

— Боже мой, какой, должно быть, страх охватил ее, когда она впервые появилась здесь, — тихо проговорил я.

— Вы имеете в виду фрау Трауготт? — спросил бургомистр.

— Кого же еще! — воскликнул я и стал рассказывать бургомистру, как я представляю себе жизнь, прожитую фрау Трауготт. Я пытался изобразить, как она в первый раз поднялась сюда, на этот обрыв, этот обрыв на берегу никогда не виданного моря, как море ревело и било волнами об отвесную стену и как струилась по ней красноватым ручейком охра, я пытался живописать эту минуту, чтобы объяснить, почему такой болезненный страх охватил душу фрау Трауготт, но бургомистр перебил меня, сказав, что я ошибаюсь.

— Только так и могло это произойти, — твердо сказал я.

— Вы ошибаетесь, — возразил бургомистр, — боязнь моря точила душу этой женщины еще до того, как она его увидела.

— Что? — изумился я и спросил, откуда это известно бургомистру, и он рассказал, что познакомился с фрау Трауготт еще в лагере под Эгером, где был сборный пункт переселенцев, еще на богемской земле, и уже тогда его поразили ее беспомощность и потухший взгляд, и поэтому он, как мог, позаботился о ней, а когда уже в пути она узнала о том, что их везут к Балтийскому морю, то прижала к себе ребенка, как дерево прижимает под ветром свои ветви, и долго сидела, съежившись, на скамейке, неподвижно, словно окаменелая, а потом беспрестанно качала головой и с искаженным от ужаса лицом бормотала себе под нос, что нахлынет вода и все снесет, все…

Я схватил бургомистра за руку.

— Что вы еще о ней знаете? — нетерпеливо спросил я его.

— Позже, — сказал бургомистр, — позже, когда она прониклась ко мне доверием, на одной из остановок она отважилась спросить меня, нельзя ли ей поселиться где-нибудь в другом месте, она не хочет ехать к морю. Конечно, я стал утешать ее и сказал, что она привыкнет и к морю, но она только покачала головой и, как всегда, молча отошла.

Морские ласточки стремительно пронеслись над самым обрывом.

— А потом? — настойчиво продолжал я расспрашивать, все еще держа бургомистра за руку.

— Потом ничего, — сказал бургомистр. — Конечно, мы не могли изменить свой маршрут, фрау Трауготт приехала сюда, получила домик и надел земли подальше от побережья, не у самого моря, но когда я потом увидел, что все-таки она никак не может наладить свою жизнь здесь, у моря, и попытался переселить ее, она воспротивилась, но я уже рассказывал вам об этом.