Сергей Герасимов - Шаги за спиной

– Что там?

– Ого!

– Сколько? – женщина быстро подошла, чтобы не пропустить дележа.

– Его нельзя оставлять здесь, – сказал третий.

– Что делать?

– Чем проще, тем лучше, – третий с хрустом ударил ботинком по голове. Стало очень тихо. Совсем-совсем далеко мигнула последняя зарница. Плескали волны, мягко ударяясь о мшистые сваи.

– Все?

– Все.

– Кто это? – спросила женщина. Она услышала первой и первой испугалась.

Это были шаги. Шаги медленно удалялись. Это были шаги многих людей – десяти или пятнадцати. Среди шагов были мужские и женские, легкие и тяжелые, спокойные и семенящие.

Невидимая женщина отделилась от группы и подошла. Было слышно ее дыхание и шелест невидимого платья. Она постояла и пошла вслед за остальными.

Трое мужчин и женщина всматривались в темноту.

– Я никого не вижу, – сказал мужчина.

– Я тоже.

– Мне кажется, какие-то светлые тени, – сказала женщина, – но они уходят.

Шаги действительно удалялись и затихали.

– Ну и ладно, – сказал один из мужчин и перекрестился, – главное, что они ушли. Пить надо меньше. Теперь закончим с этим.

Один из мужчин сходил к берегу и принес камень. Его не было долго. Камень был большим и тяжелым, но гладким, никак не привязывался к ногам. Тогда другой мужчина спустился в воде по колесу (причал ограждали автомобильные покрышки) и поддержал тело. Поколебавшись, плюхнул его в воду.

– Никого не было? – спросил один.

– Никого, только мерещится.

– Мерещится – креститься надо.

– Ладно, – сказала женщина, – авось не всплывет. Пошли. И они ушли.

Они шли быстро и, уже покидая причал, снова перегнали невидимок. Женщина пристально вглядывалась и ей казалось, что она видит что-то. Потом она вынула новую сигарету и стала думать о деньгах.

В лифт вошли трое. Лифт был особенным – он тихо ехал и громко лязгал дверьми. Женщине было около тридцати пяти, девушке – около пятнадцати, мужчине – около двадцати.

Женщина говорила с интонацией профессиональной собеседницы: было заметно, что она любит и умеет интересно поговорить. Девушка в основном молчала, только смеялась в самых-самых местах рассказа и иногда вставляла короткие реплики. Мужчина изображал серьезность. Он был в темно-зеленой футболке «Адидас», с тремя полосками и в джинсах Lee. Коротко подстрижен. За левым ухом мазок йода – недавно прокололи дырочку для сережки. Лицо очень правильное – такие лица рисуют на плакатах «Как правильно принимать присягу».

– У вас двадцать четыре этажа? – спросил молодой человек, намекая на то, что двадцать четыре кнопки для семиэтажного дома – слишком большая роскошь.

– Это еще что! – ответила женщина, – Сейчас я расскажу. В прошлом году тетя Таня из-за этого лифта с ума сошла. Он же на шестом не останавливается. Она приходит в платье и нажимает шестой этаж. Конечно, приезжает на седьмой.

Спрашивает: «Ира есть?» «Нет.» (А она была у меня раз двести пятнадцать, но номер квартиры не помнит.) Видит, с квартирой что-то не то. Заходит в лифт еще раз. Нажимает на шестой, а попадает на пятый. Ира есть? Нет. А в квартире совсем другие люди. Опять нажимает шестой этаж. Опять попадает на седьмой.

Я иду, а она сидит на ступеньках, прямо в платье и курит.

Спрашивает: «Это ты или нет?» Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша. Но у него еще и характер скверный. Когда воду выключили, он отключился тоже и пришлось таскать воду пешком на шестой полногабаритный этаж. А когда на седьмом случилась Ниагарра среди ночи, он стал ездить сам собой: с первого на седьмой и с седьмого на первый, без остановок. На нервной почве. Чтоб его остановить, пришлось вырубать свет во всем квартале. Потом он это дело бросил и полгода не ездил вообще.

Зато сейчас он смирный. Вызовешь его с шестого, а он едет с седьмого на первый, а потом все вверх, так вежливо, как рейсовый автобус, с остановкой на каждой этаже. Это какие же нервы нужно иметь!

Май – июль 1996 года.