Элисон Скотч - Теория противоположностей

– Неправда, я в жизни не критиковала твою прическу, – Райна улыбается, потом хмурится: – Тебя уволили? – Хотя она старается выразить сочувствие, ее брови слишком неподвижны. Я пристально смотрю на нее.

– Да, – сознается она. – Я вколола ботокс. Не рассказывай маме с папой.

– Мне бы не пришлось. Это же очеви…

– Заткнись, Уилла, – перебивает она, – пройдет.

– Извини.

– Хочешь, я расспрошу своих?

– Насчет ботокса?

– Насчет работы для тебя, Уилла. И хватит об этом. У меня четверо детей, им и семи еще нет, и я к тому же – одна из трех женщин нашей фирмы. Я не молодею. Ботокс – мой подарок самой себе.

– А я думала, подарок самой себе – твой тренер.

– И он тоже.

– Хм-м-м, – говорю я, – как нехорошо. А Джереми знает?

– Да заткнись ты уже. – Джип перед нами наконец вырывается вперед, и нам удается без остановок проехать два квартала. Потом она говорит, как будто все это время обдумывала свою реплику: – К тому же я уверена, что Николя – гей, – и вздыхает. – А что случилось с твоей работой? Может, тебе помочь?

– Случились подгузники для взрослых, вот что случилось.

– Че-го?

Я начинаю рассказывать о подгузниках, о сексуальности, о том, как писала сообщения Ванессе, потому что только Ванесса могла спасти ситуацию, но все это не имеет смысла, поскольку мобильник Райны пищит. Она бросает резкий взгляд на экран и отключает телефон.

– Джереми обещал, что справится со всеми четырьмя. Отлично справляется – с тем, чтобы засыпать меня глупыми вопросами. Милый муж, я уверена, что трусы Элоизы лежат в ящике с трусами Элоизы.

– А где же Глория?

– Я даю ей выходной по субботам. Два раза в месяц.

– Очень гуманно с твоей стороны.

– Господи, Уилла! Я и так все знаю. Я работающая молодая мама, дети которой все время с няней, я донельзя избалована, и как мне не стыдно, и все такое. Честное слово, я все понимаю! Но сегодня именно ты попросила меня подвезти тебя до ресторана, потому что твой супруг нарушил священный закон Шиллы.

Клифф смотрит в зеркало заднего вида, потом быстро отводит взгляд.

– Что за Шилла?

– Неужели ты не слышала? Так мы называем вас, ребята, – Шон и Уилла, получается Шилла. Вы же все делаете вместе, – она улыбается, понимая, что это довольно гадко, но вместе с тем достаточно верно.

– Шилла, – повторяю я. – Звучит как название эскимосского города где-нибудь на Аляске.

– Ну, все лучше Бранджелины.

– Мы могли бы стать Бранджелиной.

– Ну нет, ты не Энджи, – говорит она, но вовремя останавливается. – Ладно, прости, я просто завидую. Ты могла бы быть на месте Энджи.

Мы обе знаем, что я не могла бы быть на месте Энджи, но все равно это очень мило с ее стороны.

– Не поняла, а чему ты завидуешь?

– Тому, что вы, ребята, постоянно вместе. Помнишь, год назад или около того мы с тобой собрались пойти на маникюр, а Шон увязался с нами, потому что ему было совершенно нечем заняться в воскресный день?

– Да уж, если так смотреть на вещи – все довольно печально.

Почему он тогда потащился с нами? Потому что не нашлось занятия получше?

– Ну что ты, это очень мило. Так мило, что порой тошнит. – Райна смеется, потом, задумавшись, рассматривает свой маникюр. – Знаешь, когда Джереми в последний раз добровольно соглашался провести со мной время?

– Не говори так, – прошу я. – Он любит тебя. И к тому же сегодня Шона с нами нет, значит, мы не постоянно вместе.

Потому что у него много дел в баре «Виноград». Потому что он слишком устал, чтобы целоваться со мной в Hop Lee в ожидании роллов!

Мы стоим на светофоре; пробка кажется бесконечной, таксисты сигналят, пешеходы мечутся, лавируя между машинами и не обращая внимания на пешеходные дорожки, переходы и какие бы то ни было правила дорожного движения.

Я опускаю оконное стекло и кричу:

– Для кого правила придумали?

Сердитая девица лет двадцати с хвостиком, оторвавшись от дрянного журнальчика, который читает на ходу, показывает мне средний палец. Залившись краской, я тут же поднимаю стекло.

– Не знаю, зачем я это сделала, – мычу я.

– Не важно, – Райна вздыхает, – постарайся не скандалить. В моей жизни и без того достаточно дерьма. В твоей хотя бы есть Шилла.

– Прости, что раскритиковала твой ботокс, – говорю я, отчасти потому что мне и впрямь стыдно, отчасти потому, что я не люблю спорить. – Веду себя как стерва. Но это все потому, что меня уволили, и потому, что у Шона не то кризис среднего возраста, не то роман, и потому, что меня посещают странные фантазии о Теодоре Брэкстоне…

Я замолкаю. Клифф включает радио, чтобы заполнить неловкую паузу, и начинает играть какой-то отупляющий хип-хоп: бас ревет, слова не разобрать. Райна качает головой в такт – она наверняка слышала эту песню где-нибудь на фитнесе – и роется в кошельке.

– Вот, держи, – она протягивает мне пилюлю.

– Что это?

– Антидепрессант [9]. – Еще одна таблетка торчит у нее изо рта.

– Ты принимаешь таблетки?

– Господи, Уилла, уже давно, – она чешет переносицу. – Ты обо всем узнаешь последней.

Родители ждут нас в ресторане «Времена года». Я увидела их раньше, чем они нас: мама вытирает платочком уголки рта, отец изучает меню так внимательно, словно в первый раз его видит. Антидепрессант отупил меня, снял напряжение, и хотя я все еще слегка ощущаю – что я ощущаю? тревогу? напряжение? желание получить похвалу от отца? – все эти эмоции не волнуют меня, словно у меня против них иммунитет.

Мама машет мне рукой, потом замечает за моей спиной Райну, и ее улыбка из дружелюбной становится счастливой. Старшая дочь. Любимица. И я, дочь, которая должна была быть сыном.

Мы пробираемся сквозь толпу, мама встает и, сжав ладонями щеки Райны, крепко целует ее в одну, потом в другую.

– Вот так сюрприз! Явились оба ребенка!

– Вообще-то у тебя их трое, – напоминаю я. Официант пододвигает мне стул, и я сажусь.

– Ах да, Оливер… но о его жизни можно узнать разве что из этого, как его там… свитера.

– «Твиттера», – уточняю я.

– А, да, да! – мама реагирует слишком уж бурно.

– Привет, девочки, – отец целует мне руку. – Райна, что привело тебя сюда? Я думал, ты готовишься к заседанию.

– Шон с Никки пошли на бейсбол, – начинаю я, – выяснилось в последнюю минуту…

– Да, у меня заседание, но я нашла время, – перебивает меня Райна. Отец жестом подзывает официанта.

– Вот и хорошо, – говорит он. – Мы хотели обсудить с тобой кое-что личное.

– А со мной? – спрашиваю я. То ли мои мозги медленно соображают из-за антидепрессанта, то ли отец намеренно подчеркивает, что рад только Райне.

– С нашими детьми, – говорит мама и поджимает губы; морщинки над ними пачкаются ярко-красной помадой. Она выглядит усталой и гораздо более замученной, чем в нашу предыдущую встречу, которая состоялась всего месяц назад в этом же самом ресторане за этим же самым столом.