Гауте Хейволл - Язык огня

Примерно в это время я обернулся и мельком увидел сидевшего за мной мужчину. Всего несколько секунд.

И тут меня осенило.

Да это же он.

Мы резко поднялись еще выше. Теперь я видел лес и разбросанные вокруг озера. Вдали невесомой сетью лежала радуга. Я видел Гарьванне и Кведдансванне, блестящие, словно расплавленное олово. Я видел Стомневанне и Согневанне. Я видел Ливанне, Трэлеванне, Хумеванне, в которых между уступами, поросшими соснами, отражалось небо, и все это время голос во мне твердил: это он. Это пироман. Мы развернулись над Динестёлем, разворот был долгим, и мне казалось, что я растянулся в воздухе во весь рост. Под конец мы пролетели над Бурьванне и приземлились. И я снова стоял на твердой земле, ощущая тяжесть собственного веса.

Все это время он просидел за моей спиной, храня полнейшее молчание, а теперь отдалялся от меня по площадке в сторону припаркованных автомобилей. Он вернулся в поселок, после того как вышел из больницы в Эге, и жил тут большую часть моего детства. И все кругом знали про пиромана, и я тоже. Я просто его не узнал.

Это был мой единственный контакт с ним. Эта вот поездка на вертолете, а еще его письмо к Альфреду.

Кр… санн 12/6-78

Дорогой Альфред!

Это, конечно, первое в твоей жизни письмо от пиромана. Ты сам решишь, считать ли меня подлецом, надеюсь, что нет. В любом случае у меня впереди несколько лет тюрьмы. То, что я во всем чистосердечно признался, а также то, что раньше у меня не было судимостей и что я добровольно сотрудничал с полицией во время допросов, может помочь в снижении срока. Я не все помню из событий последней ночи. Как в тумане. Но ты это знаешь. Я слышал, ты собираешься меня навестить, и я этому чрезвычайно рад. Хоть я и не совсем одинок, но время тянется медленно, когда не с кем поговорить, кроме себя самого. Надеюсь, что ты пришлешь мне несколько слов, и не забудь указать на конверте отправителя. Будь здоров и передавай привет всем знакомым. Скажи, что со мной, учитывая сложившиеся обстоятельства, все в порядке.

Он пытался вернуться к нормальной жизни. В спецмедучреждении он получил образование, стал медбратом. Это подходило ему по характеру, он ведь всегда был добрым. Через пять лет он вернулся домой в Скиннснес, но вскоре заметил, что его боятся. Он искал работу, написал массу заявлений, но ничего не нашлось. Тогда он попытался скрыться от самого себя и своего прошлого, уехал в Северную Норвегию, женился и прожил так несколько лет. Однако дело не пошло. Брак распался. И он снова был дома в Скиннснесе. В это время заболела Альма. Говорили, что у нее закупорка вен нижних конечностей, болезнь зашла слишком далеко, так что в итоге обе ступни были ампутированы. Последнюю часть жизни она провела в кресле-каталке. Альма умерла ровно через десять лет после пожара в Динестёле, день в день. Даг старался наладить собственную жизнь. Много времени он проводил в своей комнате наверху, слушал музыку, Ингеманн одиноко сидел в гостиной. Во время Олимпийских игр в Лиллехаммере они вместе в молчании смотрели телевизионные репортажи. Никогда они не возвращались к событиям шестнадцатилетней давности. Весной 1995 года Ингеманн неожиданно упал у себя в мастерской, Даг пытался вернуть его к жизни, он ведь был медбратом. Но не получилось. Отец умер на полу мастерской, когда Даг стоял около него на коленях. Осознав случившееся, он спокойно встал, подошел к столбу, повернул ручку рубильника, и вся окрестность огласилась звуками мощной сирены.

Он так и остался жить дома на Скиннснесе, в центре заколдованного круга. Позже он получил постоянную работу в коммуне, занимался вывозом мусора. Он приступал к работе ни свет ни заря, объезжал поселок на синем коммунальном пикапе и закидывал черные мешки с мусором в кузов. Работа ему нравилась. Он просто создан для этой работы. У него был постоянный маршрут, и он начал засекать время и следить, за сколько проходит маршрут. Никто не укладывался в его время, а он умудрялся работать еще быстрее, экономя по несколько секунд. Он выскакивал из машины, перебегал двор, хватал черный мешок, закидывал его на грузовую платформу, вскакивал в кабину и ехал дальше. Он забирал мусор дома в Клевеланне и у бабушки в Хейволлене. Я это помню, и еще помню, как мне о нем рассказывали. Это он, тот самый. Помню настороженность большинства. Кто это в сумерках едет? Это пироман, что ли? Тот, из-за которого поселок с ума сходил. Тот, кто сжег восемь домов и чуть не отправил на тот свет четырех стариков. Уж не он ли? Теперь он объезжал поселок и забирал мусор. И делал это быстрее всех. Спустя какое-то время начали поступать жалобы. Он мчался так быстро, что часть мешков вылетала из кузова и оставалась валяться на дороге. Я и сам однажды видел мусорный мешок в канаве в Воллане, идя от автобусной остановки. Но мне тогда в голову не пришло связать его и пиромана. Даг проезжал по маршруту все быстрее и терял все больше мешков. Подлетал к дому, тормозил так, что машина шла юзом, выскакивал, хватал мешок, закидывал наверх, садился за руль, несся дальше. Дальше. Дальше. Следующий дом. И еще один. Быстрее. Еще быстрее. Он быстрее всех. Он наверху, один.

В итоге его уволили. Он снова сидел один в большом пустом доме. И однажды продал его и уехал, и хотя в доме жили теперь совсем другие люди, его все равно называли домом пиромана . Теперь Даг находился в свободном полете. У него не было никого и ничего. У него, когда-то такого любимого и желанного. Такого доброго и всеми любимого. Такого славного мальчика. С такими перспективами. И что теперь?

В первый и последний раз он пролетел на вертолете над поселком, который очень любил, к которому был искренне привязан и жить в котором не мог. Сидя там, наверху, он смотрел вниз на большие и маленькие дороги, проходившие сквозь лес. Он так хорошо их знал, он так ловко уходил по ним от опасности тем летом двадцать семь лет назад. Он смотрел на белые дома и выкрашенные красной краской сеновалы. А вот и пожарная часть, почти совсем скрытая деревьями. Вот дом Слёгедалей, дом Терезы, дом Эльсе и Альфреда. Он видел дом поселковой администрации и старый молельный дом в Браннсволле, теперь это просто жилой дом. Он заметил и дом на Скиннснесе, совсем в отдалении от других. Он все успел заметить. Но людей не увидел.

Меньше чем через два года, весной 2007-го, он умер, через двадцать девять лет после пожаров. Вечером он лежал один в постели, когда лопнула артерия в животе. Кровь словно чернила стала просачиваться по всему телу. Вероятно, боли не было, лишь погружение в сон, медленный уход. Сон пришел как долгожданный друг.

Я сижу на чердаке в здании бывшего банка и смотрю на Ливанне. Я передвинул письменный стол ближе к центру комнаты, так что теперь вижу только небо и воду, словно стою на мостике корабля. Вижу, как по небу со стороны моря плывут облака, береза клонится на ветру, и тени от нее танцуют по стене, как и раньше. Весна. Я скоро буду готов, больше писать не о чем. Я встаю, иду к окну, кладу руку на стекло.