Гуго Вормсбехер - Шаг влево, шаг вправо...

Предисловие подписано "От издательства", но в этой фразе проглядывает всё тот же работник оккупационной газеты, пытающийся убедить "массы" в результативности своей политики даже в сфере духовной жизни (как известно, в ГДР после войны было очень развито в литературе движение за массовость и демократизацию творчества путем широкого вовлечения в него "шрайбенде Арбайтер" — "пишущих рабочих"). Во всяком случае, предисловие не дает оснований предполагать, что это сами авторы, даже пусть под воздействием оглушающей радости от предстоящего наконец-то выхода их произведений в форме книжки, могли сказать такую фразу серьезно.

Эпиграфом к сборнику был вынесен "Советско-немецкий сонет" Иоганнеса Вайнингера (подстрочный перевод мой):

Если учесть, в какое время и после каких лет этот сонет был написан, то можно сказать, что из его поэтических и смягчающих образов прямо-таки кричит драматизм тогдашнего положения советских немцев и их литературы. "Арфа" советской немецкой литературы после сорока лет советской власти действительно опять только еще "вступала" в советскую литературу, и после репрессий тридцатых годов, после трудармии сказать, что у этой арфы "недостает некоторых важных струн", значило выразиться весьма мягко: она осталась почти вообще без струн. И ее "несмелые звуки" вполне отражали уход советских немцев в себя, который до сих пор воспринимается многими советскими людьми как непонятная национальная замкнутость. И не могли, не имели права струны этой арфы нарушить "гармонию" всей советской литературы, зарокотав вдруг трагически, гневно и непокорно. "Шаг влево, шаг вправо…" — это не было забыто, это и не давали забыть. Трагизм положения советской немецкой литературы и всего народа переносился, может быть, чуть легче лишь потому, что советские немцы, несмотря на всё пережитое, по-прежнему верили в идеалы социализма (в этом мы еще убедимся на других примерах), поэтому звуки их арфы были и остаются в идеологическом отношении до сих пор так "ясны и чисты".

Если пролистать сборник "Рука об руку", в определенной степени обобщивший творчество первых нескольких лет, мы получим довольно полное представление о том, что писали советские немецкие поэты (точнее, что публиковалось тогда из их творчества) — после тяжелейшей войны, трудармии, несправедливостей, дискриминации целого народа, фактического уничтожения его культуры и литературы, когда до его реабилитации оставалось еще целых пять лет. Уже названия стихов дают представление о их темах и содержании: "Дядя Генрих голосует", "Осень", "Дом и родина" (об успехах родины, позволяющих и лирическому герою иметь теплый, светлый, защищенный от "зимы" дом), "Я пою мой народ" (о дружной работе советских немцев вместе с другими народами в стране Ленина), "Новая река" (о строительстве ГЭС), "Что нас от победы к победе ведет…", "Ленин", "Енисей", "Впереди времени", "На лыжах", "Почтальон", "Мне можно позавидовать", "Зима сказала: до свиданья", "Утренний привет", "Советские флаги в космосе", "Советская звезда", "Голос с Целины", "Пою мою страну", "Миллионы пудов", "Комсомол", "Гость из Африки" и т. д. Пожалуй, только в двух стихотворениях можно было, и то лишь посвященному читателю, предположить связь с запретным прошлым, но тем более унизительное впечатление они производят. Это стихи "Иван и Иоганн" и "Баллада о лесе" Зеппа Эстеррайхера, в которых блестящей техникой стихосложения из начисто отринутых мрачных, гибельных трудармейских впечатлений создается праздник свободного труда и "борьбы" за выполнение плана…

Действительно, этот сборник вполне подтверждал правильность констатации "советско-немецкого сонета": "ни один, ни один не нарушает гармонии посвященных советской стране высоких песнопений". Если судить по нему о жизни советских немцев, то можно предположить, что никогда она — ни до, ни после — не была такой счастливой и безмятежной, как в те годы.

Есть такое немецкое слово: "цвек-оптимисмус", т. е. оптимизм, преследующий практические цели. Возможно, в какой-то степени тональность и содержание того сборника могут произвести впечатление такого оптимизма. Ряд фактов, однако, показывает, что его следует воспринимать всё же лишь как выделенную из всей гаммы нормальных чувств литераторов ее "нужную", дозволенную и простимулированную составляющую. Поднимется ли сегодня у кого-нибудь рука, чтобы обвинить авторов сборника тех лет?

О том, что сборник отражал далеко не всё из того, что уже тогда волновало советских немцев и их писателей, говорят не только написанные в то время (и опубликованные позже) произведения, но и некоторые события тех лет. Так, в апреле 1962 года в Кокчетавской области в г. Щучинске (Казахстан) была созвана всесоюзная атеистическая конференция, на которую было приглашено около 400 учителей, лекторов, преподавателей вузов, литераторов из числа советских немцев. Когда одному из выступавших был из президиума задан вопрос, что конкретно нужно для снижения возросшей религиозности советских немцев, в ответ прозвучало: "Свобода, объединение, воссоздание автономии". Под гробовое молчание президиума оратор сошел с трибуны и — зал встал и устроил ему овацию.

(Небезынтересная деталь: в своей статье об истории и проблемах советских немцев, говоря о смертности в трудармии, я упоминал, не называя фамилии, об одном человеке, который из отряда в две тысячи человек остался в живых один. Это и был тот оратор в Щучинске, Иоганн Латеган.)

Через два года, осенью 1964 года, в ЦК КП Казахстана в связи с приездом члена редколлегии газеты "Нойес лебен" В.Медведева был приглашен актив советской немецкой интеллигенции. Очень скоро разговор перешел на то, что по слухам принят указ о реабилитации советских немцев. В.Медведев подтвердил, что такой указ принят (речь шла об указе Президиума Верховного Совета СССР от 29 августа 1964 года, снявшем обвинения, содержавшиеся в Указе 1941 года). Около получаса приглашенные настаивали на ознакомлении их с текстом этого указа. После длительных и убедительных заверений в том, что в ЦК текста указа нет, он всё же был "найден". Ознакомившись с ним, люди говорили уже не столько о газете "Нойес лебен", сколько о непоследовательности указа и о необходимости восстановить автономию советских немцев, ликвидированную на основе отмененных теперь несправедливых обвинений в 1941 году.