Гуго Вормсбехер - Шаг влево, шаг вправо...

Эти настроения не могли не найти своего отражения и в литературе. В июле 1962 года состоялся семинар советских немецких литераторов в Красноярске. В последний его день Виктор Клейн зачитал фрагмент из своего романа; фрагмент назывался "Последняя могила". В нем мощно, крупными мазками изображалась драматическая картина выселения немцев Поволжья, кричащее несоответствие этого акта патриотизму советских немцев, всей их жизни и сути. Фрагмент этот был написан в 1960 году, опубликован — 28 лет спустя…

В 1962 году была написана поэма Иоганна Варкентина "Ты, советская немка". Большая, полифоничная, полная трагизма и лирики, она в допустимой тогда мере отразила судьбы советских немцев в годы войны и после нее (опубликована была в декабре 1963 года в "Нойес лебен")…

Однако запрет касаться проблем в жизни народа действовал, он существовал и в последующие два десятилетия, прихватив даже пару лет перестройки, и имел следствием преобладание в советской немецкой литературе произведений, очень слабо окрашенных национальной проблематикой. Если писатель не может говорить о главном в жизни своего народа, то литература всегда ущербна, и критик, не желающий учитывать положение писателя, всегда может бичевать литературу за лицемерие. Так было и с советской немецкой литературой. Стихи и рассказы писались, как правило, на сугубо газетные темы (можно допустить, что место их публикации тоже налагало определенный отпечаток на содержание): о мире на Земле, о гордости за достижения Родины, об интернационализме, а также на вечные темы — о природе, о любви. Всё это приводило, например, некоторых западных исследователей советской немецкой литературы (да и наших критиков может сегодня привести) к выводу, будто и темы эти, и сам патриотизм советских немцев были принудительно навязанными и, т. о., вымученными. Дело всё же в другом. Принудительным было жесткое ограничение тематики творчества этими темами, что совсем не означает, будто фальшиво всё писавшееся и публиковавшееся на эти темы. На мой взгляд, в подавляющем своем большинстве это были всё же честные стихи, и пафос их авторов неподдельный.

В качестве одного из доказательств такого вывода можно привести недавнюю публикацию Розы Пфлюг: "Права ли, не права…" в газете "Нойес лебен" [10] Rosa Pflug. Im Recht wie im Unrecht. "Neues Leben" Nr. 4, 18. Januar 1989 . Исходный тезис ее: независимо, справедлива была Россия по отношению к нам или несправедлива — она наша родина.

"Наше мировоззрение, — пишет автор, — формировалось под воздействием русской культуры и великой русской литературы. Пушкин, Лермонтов, Маяковский, Есенин — ведь они живут в нашем сердце. Их влияние на наш духовный мир ни в коем случае не сужает влияния великих немцев — Гете, Шиллера, Гейне, Бетховена… Я думаю о времени, когда в первом социалистическом государстве мира вообще не будет больше никаких республик и национальных образований. Братство народов — далекая, но и реальная цель наших устремлений".

Заключает свое выступление Роза Пфлюг стихами (подстрочный перевод мой):

Кого-кого, а Розу Пфлюг никак нельзя заподозрить в том, что страдания ее народа прошли мимо нее. Наоборот, она до конца испила эту чашу сама. Нельзя ее упрекнуть и в консерватизме: одна из первых в советской немецкой поэзии она выступила в начавшейся перестройке с сильными, выстраданными стихами в духе гласности. Да и в приведенном выступлении есть еще одно стихотворение, целиком в этом духе гласности. И вместе с тем…

Как-то неловко становится от этого следования стереотипам прошлых лет, от неразборчивой готовности всё оправдать. Видимо, в нас настолько глубоко вбили лозунговые стереотипы, до примитивизма которых были со временем сведены великие идеи, что освободиться от рефлекторной реакции на них мы не сможем еще долго.

Слияние народов в "одну семью", где исчезнут все языки и нации и где даже цветом кожи все будут одинаково "приятно смуглявые", как мечталось герою "Поднятой целины" Макару Нагульнову… "Мировая революция", в которой главным средством скорейшего достижения этого слияния является просто "ликвидация класса буржуев и эксплуататоров"… "Построение коммунистического общества" — к 1937 ли году, или к 1977, неважно, — для чего тоже нужно как можно быстрее "ликвидировать" всё и вся, что "мешает": интеллигенцию, "буржуазную" культуру, кулаков, "подкулачников", единоличное хозяйство, крестьянство вообще, "всех, кто не с нами", нужно "отречься от старого мира", "разрушить его до основанья", для надежности "отряхнуть его прах с наших ног", чтоб уж ничто не связывало нас, "чистых", с нашим безнадежно проклятым прошлым… "Построение развитого социализма" и создание "новой общности — советский народ" тоже требует "ликвидации": национальных школ, родного языка, национальной культуры, самостоятельности национальных образований или, еще лучше, их самих, устранения хозяйственного суверенитета — от звена на колхозной ферме до союзных республик…

Всё это очень похоже на то, как Мюнхгаузен забирался на Луну по стеблю "быстро растущей" турецкой фасоли и спускался оттуда, постоянно обрезая над собой веревку, чтобы надставить ее снизу. Только у нас нет даже его терпения дождаться, когда наша "фасоль" дорастет до Луны; мы пытаемся всей нашей тяжестью подниматься по еще неокрепшему, растущему "стеблю" и нетерпеливо срезаем его начисто под собой — даже не для того, чтобы надставить сверху, а просто чтобы "ускорить" наступление ощущения "пройденного пути" и "достигнутых высот", ощущения дистанцированности, освобожденности от нашего прошлого, никак не позволяющего нам выглядеть разумными людьми.

Когда же мы поймем, что путь к "светлому будущему" у всех у нас в этом мире общий и один: создавать, а не ломать; сотрудничать, а не уничтожать друг друга? Что как наше настоящее вышло из прошлого, так и будущее выходит из сегодняшнего, и "светлость" завтрашнего дня очень зависит от того, сколько световых люксов в нашей жизни сегодня? Лучшее и скорейшее построение "светлого будущего" — это создание каждым поколением для себя максимально свободной, обеспеченной, счастливой жизни. Не может быть свободным общество нищих; духовность и нравственность должны иметь под собой достаточную материальную основу в виде благополучия каждого. Наивно полагать, что голодный, во всем нуждающийся — от жилья до хозяйственного мыла — человек в состоянии построить общество свободы, равноправия и справедливости, общество, в котором не будет насилия. Голодный может в лучшем случае распределить поровну , что значит отнять у имущих и передать неимущим — вспомним булгаковского Шарикова! Но от этого материальных ценностей в обществе не прибавится, и богаче общество не будет, и больше любить друг друга его члены тоже не будут, и стимулов работать хорошо тоже ни у кого не будет.