Эли Фрей - Город за изгородью

Я выполню твою просьбу – всегда буду рядом с Китом и буду помогать ему. Я буду жить для него. Сделаю все, что в моих силах, чтобы только с ним было все в порядке.

Я никогда не забуду ни единой строчки из твоего письма. Я знаю, кто я и кем всегда буду. Я всегда буду помнить, где мое место. Это – наказание за то, кем я был раньше. Для меня ты всегда была дорогой игрушкой, которой хотелось обладать, – так же, как я хотел обладать велосипедом, телефоном и дорогой одеждой. Что я делал, когда хотел заполучить какую-то вещь? Крал ее. Забирал себе, присваивал. Иногда – ломал, когда она мне надоедала. Так же я украл и сломал тебя, и слишком поздно я осознал, что ты – вовсе не вещь. Если бы я смог все исправить, я бы это сделал. Но у меня нет машины времени. Я бы очень хотел вообще не появляться в твоей жизни, но это невозможно. Я желаю тебе счастья. Вам обоим, тебе и Киту. Я уверен, ты вернешься к нему. Когда ты приедешь, он уже будет здоров, я торжественно вложу твою руку в его – и исчезну из вашей жизни. Сделаю так, чтобы меня больше никогда не было рядом с вами. А пока я слежу за ним. Слежу, как обещал. И никогда его не брошу.

Между нами есть тайна – и я мечтаю, чтобы эта тайна как можно меньше омрачала тебе жизнь. Желаю тебе побыстрее забыть меня – мечтаю, чтобы у тебя это получилось. И будь счастлива!

Искренне твой,

Ничто»

Я перечитываю это письмо снова и снова, а на глаза наворачиваются слезы. Мне хочется порвать это письмо, вырезать его из памяти. Слишком много тяжелых воспоминаний оставил мне этот день… И я хочу уничтожить хотя бы одно.

Я вспоминаю парня со светлыми волосами и голубыми глазами. Вспоминаю его выглаженные рубашки, аккуратную прическу, надменный взгляд, гордую походку, властный голос… Этот человек – виновник всех моих бед, но почему-то сейчас я вспоминаю его без отвращения, а с грустью и жалостью.

Я смотрю в иллюминатор – мы взлетаем. Я смотрю вдаль – туда, где остались так полюбившиеся мне Холмы.

Прощай, Чертога!

Прощай, Кит- Wal …

В следующий раз я вернусь сюда, когда мне будет двадцать три.

Прошло два года, как уехала Ханна, и завтра мне предстоит операция.

Последнее время я чувствую себя не так паршиво. Сегодня я с удовольствием отработал всю утреннюю смену, радуясь, что у меня ничего не болит и не взрывается. В два часа дня мы с Архипом выходим из шахты, он идет домой, а я – привычным маршрутом в интернет-кафе. За эти два года в Чертогу массово проник интернет, утащив в себя всех ее жителей.

Сажусь за свой любимый компьютер под номером семь в самом дальнем темном углу. Рядом со мной на столе стоит растение в горшке. За это время я очень подружился с растением и даже дал ему имя – Гудвин. Не знаю почему. Просто решил, что ему подходит это имя.

Открываю свою электронную почту. Вижу новое сообщение от Ханны, и по телу разливается приятное тепло. Она прислала новые фотографии с комментариями – как проходят ее последние дни.

На одной из фотографий – улица их студенческого района, по которой стелется густой туман.

«Думаю, это прилетевший мне твой привет из Чертоги», – подписывает она фотографию.

На ней уже привычная мне Берлинская стена частично закрыта туманом, и все социальные граффити и уличные картины на стене наполовину утонули в плотной молочной пене.

Следующее фото из гумбольдтовской библиотеки: Ханна трудится над какой-то учебной работой и показывает в камеру язык.

«В библиотеке сейчас так мало мест – на носу сдача работ, она вся битком, студенты сидят даже на полу. Мы с Диди и Лулу пишем совместную работу по теории демократии, не спим уже несколько суток. Почти ночуем в этой библиотеке».

Немного бросилось в глаза, что имя Диди она написала первым. На фото на заднем плане этот самый Диди. И Лулу. Боже, ну и имена. Если бы они жили в Чертоге с такими именами, я бы их давно обоих отпинал. Я часто вижу их на разных фото, они друзья Ханны. Диди – добродушный и затюканный парнишка в очках. Лулу – приятная веснушчатая девушка с улыбкой до ушей. Вряд ли мне нужно ревновать к Диди… Но все же мрачные мысли сразу лезут в голову. Что они втроем в библиотеке поздно ночью. А иногда Лулу может уйти домой, и Ханна с Диди остаются наедине… Нет ничего более романтичного, чем делать вместе совместную домашнюю работу по ночам. Я трясу головой и гоню прочь эти мысли.

Я очень люблю фотографии их институтской библиотеки, этого старинного необычного здания с огромными окнами от пола до потолка, из которых открывается восхитительный вид на Берлин.

Дальше – череда интересных фото старой заброшенной фабрики.

«На днях с Диди и Лулу катались на велосипедах, доехали до окраины нашего района Kreuzberg и наткнулись на эту фабрику. Раньше там производился лен, но сейчас она уже давно не работает и вся исписана граффити. Мы облазили ее всю. Меня очень зацепило это место своей мрачностью, заброшенностью, своей особой специфичной красотой. Это место навеяло мне воспоминания о Чертоге, и думаю, я буду приезжать сюда чаще».

Судя по фотографиям, внутри фабрика состоит из железных труб, перегородок, рам, разных огромных баков непонятного назначения. Серый с ржавчиной фон помещения полностью исчез под многочисленными яркими рисунками и надписями – уличные художники постарались на славу.

Дальше – фотография розы.

«Она дала новые бутоны, скоро распустятся», – комментарий под фотографией.

«Ох, Кит. Как же мне не хватает тебя! Здесь очень здорово… Тебе бы тут понравилось. Берлин – очень свободный и открытый город, а в нашем районе это чувствуется особо. Тут повсюду царит дух хиппи и андеграунда, везде в парках запах марихуаны, много молодежных баров, отовсюду играет музыка, а граффити – они повсюду: и на обшарпанных стенах старых домов, и на Берлинской стене. Тут везде чувствуется запах свободы, и я бы очень хотела, чтобы ты увидел все сам, своими глазами. Завтра у тебя операция – я желаю тебе удачи! Пока ты будешь восстанавливаться, я сделаю еще несколько фотографий и напишу подробную статью о разных местах. Как поживают кошки? Бой с Брыком не обижают Бекку с Бобом? Когда поправишься – напиши, как все прошло. Буду ждать твоего ответа. Не переживай сильно – я уверена, все пройдет хорошо и через несколько дней ты будешь полностью здоров и встанешь на ноги. Целую, люблю, Ханна».

«Здравствуй, Пряничная девочка, – пишу ей ответное письмо. – Твое письмо получил, сейчас сижу в своем любимом темном уголке интернет-кафе и разглядываю твои фотографии…»

Я пишу нейтральное письмо, такое, которое не отличается от обычных моих писем, не делаю акцент на то, что завтрашний день, возможно, будет последним в моей жизни. Мы много обсуждали мою операцию, но всегда избегали опасную тему – а если все пройдет не очень хорошо?