Стивен Уэстаби - Хрупкие жизни. Истории кардиохирурга о профессии, где нет места сомнениям и страху

– Вы оперировали ребенка моей сестры.

Как тесен мир. Я его поблагодарил.

Добравшись до Оксфорда, я позвонил Кацумате, попросил его привести родителей Кирсти ко мне в кабинет и захватить с собой стандартную форму информированного согласия. Катетеризация сердца показала именно то, что заподозрил Арчер. Кирсти нуждалась в срочной операции.

При нашей первой встрече Бекки выглядела уставшей и осунувшейся. Она сразу догадалась, кто я такой. Ее лицо просияло, когда они с мужем вошли в мой холодный кабинет.

– Мы так рады вас видеть, – сказала она. – Как добрались?

– Хорошо. Тихо-спокойно, – солгал я. – Итак, нам пора браться за дело, правда?

Кацумата где-то раздобыл электрообогреватель, чтобы в помещении стало хоть чуточку теплее, и мы принялись обсуждать операцию. Родители Кристи объяснили, что один их родственник работал представителем фирмы, выпускающей искусственные клапаны сердца, и хорошо меня знал. Кстати, он собирался увидеться со мной на конференции в Австралии. Они выразили сожаление по поводу моей сорвавшейся поездки и огромную благодарность за то, что я вернулся, потому что они не позволили бы никому другому оперировать их малышку. Итак, молодые родители излучали энтузиазм, хотя Бекки не могла унять дрожь: страх одолевал ее. Бедняжка. После долгих томительных недель, проведенных в больнице, наконец пришел день, которого она так боялась, – день, когда она может потерять ребенка.

Обычно я делаю все, чтобы не заразиться беспокойством. Коллегам-анестезиологам в этом отношении сложнее: они присутствуют при мучительном расставании, когда родители вручают им маленького пациента. Я описал своей бригаде, какую операцию запланировал, и объяснил, почему мне кажется, что моя идея гораздо удачнее традиционной методики. Я собирался взять часть стенки аорты, состряпать из нее новую левую коронарную артерию и расположить ее ниже соответствующего участка в легочной артерии, чтобы образовалась трубка, вверху которой будет находиться смещенное начало собственной левой коронарной артерии Кристи. В результате должна была получиться новая коронарная артерия, которая поставляла бы в сердце насыщенную кислородом кровь под большим давлением прямиком из аорты, откуда она изначально и должна была поступать. Богатая кислородом кровь обеспечит необходимую подпитку мышцам отказывающего сердца и предотвратит дальнейшие сердечные приступы. Кацумату предложенный мной подход до того взволновал и заинтриговал, что он побежал собирать больничную съемочную бригаду.

Из-за тяжелой сердечной недостаточности операция была сопряжена со значительным риском. Трясущейся рукой Бекки подписала форму информированного согласия, и я вместе с ней и ее мужем зашел в детскую палату. Состояние Кирсти оказалось хуже, чем я ожидал. Если откровенно, у детей я прежде такого не видел. Она была тощей, практически без подкожного жира, ее ребра с заметным усилием поднимались и опускались, она часто дышала вследствие застоя в легких, а живот раздулся от скопившейся жидкости. Без срочного хирургического вмешательства этот чудесный ребенок не протянул бы и недели. Мысленно выругавшись, вслух я произнес:

– Я в операционную.

Майк вместе с медсестрами активно подготавливал препараты и катетеры в наркозной комнате. Он знал, что к чему, поскольку делал Кирсти наркоз перед катетеризацией сердца, а часть мониторов была по-прежнему подключена.

– Вы правда думаете, что удастся спасти ребенка? – спросил он с ходу.

Ничего не ответив, я принялся дружелюбно здороваться с медсестрами и перфузиологами, находившимися в операционной, а потом ушел в комнату отдыха. Я не хотел становиться свидетелем того, как Бекки оставляет своего ребенка с незнакомыми людьми: это всегда мучительный момент для родителей.

Когда я вернулся, Кирсти лежала на операционном столе, накрытая зелеными хирургическими простынями, которые удерживала на месте липкая пленка. На виду оставались лишь крошечная грудная клетка и раздутый живот. Любая операция на сердце должна быть обезличенной процедурой, техническим процессом.

Я присоединился к Кацумате и двухметровому Мэтью, нашему австралийскому коллеге, у раковины для мытья рук перед операцией. Пока мы в тишине обрабатывали руки антисептическим раствором, рядом с операционными лампами кто-то установил видеокамеру.

Вокруг царило возбуждение. Нам предстояло сделать нечто новаторское, таинственное и рискованное.

Когда я провел лезвием скальпеля вдоль грудины Кристи, на коже не выступило ни капли крови. Из-за шока кровь из кожных капилляров была перенаправлена к жизненно важным органам. Далее электрокоагулятор разрезал тончайший слой жировой ткани, чтобы добраться до кости. Это сопровождалось характерным жужжанием и запахом горелого, потому что ток прижигал кровоточащие сосуды, хотя таких было немного. Затем электропила прошлась вдоль ее грудины, обнажив ярко-красный костный мозг.

С помощью небольшого металлического ретрактора мы раскрыли крошечную грудную клетку, согнув и растянув суставы между ребрами и позвоночником. У младенцев мясистая вилочковая железа лежит между грудиной и околосердечной сумкой; она уже выполнила свою задачу, снабдив плод необходимыми антителами, так что мы смело ее удалили.

Электрокоагулятор продолжил свою грязную, но жизненно необходимую работу – разрезал околосердечную сумку, чтобы мы могли добраться до сердца. Изнутри полилась бледно-желтая жидкость, которую тут же удалили с помощью отсоса. Персонал трудился в полном молчании. Майк ввел гепарин, чтобы предотвратить образование тромбов в аппарате искусственного кровообращения, перфузиологи подключили многочисленные трубки, насосы и оборудование для насыщения крови и тканей кислородом, чтобы поддерживать в Кирсти жизнь, пока ее сердце будет бездействовать, а операционная медсестра Паулина сосредоточилась на том, чтобы в нужный момент мгновенно подавать мне необходимые хирургические инструменты. Мне редко приходилось о чем-то просить вслух. Для столь слаженной работы все члены команды должны быть мастерами своего дела и успеть друг с другом сработаться. С большинством из присутствовавших в операционной людей я проработал многие годы и всецело им доверял.

Когда мы раздвинули края околосердечной сумки, чтобы обнажить сердце, Кацумата громко втянул воздух и пробормотал:

– Вот дерьмо.

Зрелище и впрямь было пугающим. Майк, вернувшийся после первого перекура, склонился над простынями: комментарий Кацуматы его заинтриговал. Я согласился с тем, что на деле все оказалось еще хуже, чем мы ожидали. Остальные всё видели на экране.

Сердце, которому полагалось быть не больше грецкого ореха, в реальности оказалось размером с лимон. Раздутая правая коронарная артерия бросалась в глаза; множество ее расширенных ответвлений стремилось дотянуться до левого желудочка. Правая часть сердца активно качала кровь, стараясь противостоять повышенному давлению в легких, тогда как левый желудочек был очень увеличен и почти неподвижен. Участки омертвевших мышц чередовались с белой рубцовой тканью – таков результат многочисленных болезненных микроинфарктов, которые Кирсти перенесла за первые полгода жизни. Опасения Кацумата были уместны, но я решил не реагировать на его замечания. Нашей задачей было обеспечить сердцу нормальное кровоснабжение, чтобы девочке стало лучше. Кирсти еще была жива, и следовало потрудиться, чтобы так оставалось и дальше.