Алексей Яковлев - Внутренние новеллы

— Куда ты, прелесть, — спросил он. и пошел со мной.

— Знаешь малинник, — спросил Толян, я кивнула.

— Заедем, но сначала поймаем льва, пусть расскажет, почему на дневной охоте не убивает, нехорошо как-то…

Мы пересекли ручей, что струясь по извилистому каменному руслу, щебетал свою песню. Я набрала его мелодии в пустой бурдюк и он заиграл попутную ветру. К ручью прилегло размашистое дородное поле. Вьюнки заманивали нас подальше от своих гнезд. Страусы рассыпались в пустой истерике прочь. А полозы прогревались на солнце, орел добыл одного и радостно полетел его делить со своими. Трясогузки и перепела носились за мошками и травкой. Антилопы паслись мерно запуская в круг траву и орошали добром поле. Кони спокойно плыли в щекот-траве, а ручей шел рядом. Обрывочный диалог совсем не обременял. мы плели историю легко под смех и музыку. Мысли плавно подпрыгивали из его головы в мою, и наполненные возвращались вкусом. Солнце прикатило в зенит. Стада антилоп замерли. Жару надо переждать. Привал. Толян достал из сумы снедь — хлеб с помидорами и домашним сыром, откупорил флягу. Перекусили, отдохнули. снилась вода пребывавшая, я стала рыбой, плавала и видела подводные города, населенные напуганными страусами, а Толян стал водным кентавром и мочил из лука жутких чудищ, пока я заряжала стрелы морскими ежами. проснулись скоро от ветра, он изменился, и принес странный горький запах. кони недовольно заходили. Отправились по ветру. Он дул с гор, что были за тонкой полоской горизонта. Горы были старые, лысые из единого темного древнего камня, люди говорили, что он двигается, под тяжестью земных грехов, уходит в землю, а раз в тысячу лет скидывает грехи в ад и всплывает, встаёт на дыбы и его ласкает ветер. Горы мы обошли, за ними всплыл овраг с пещерой, где и засел лев. он знал о нашем приближении и издал сотрясающий рык. Толян левой поймал этот рык и мы заржали. лев вышел и стал напротив ночи, его осветила лишь полярная звезда, луна стеснялась. он взъерошил гриву и рыгнул. На этот раз из пасти вывалилась голова, немного обглоданная, но вполне живая. она пролепетала что-то вроде объяснения как и почему оказалась не в том месте, да не в то время и полетела домой. Со львом диалог не клеился. Скверный характер был обусловлен неправильной диетой и отложением солей. Я вскинула ружье и выстрелила в воздух. Лев вздрогнул и бежал, унося с собой весь смрад.

Мы же с Толяном отправились на реку, построили огромный плот из толстых бревен, сделали навес, запарковали лошадей и отправились вниз по течению. Мы знали, что реки впадают в океан.

И почему он назвал нас «интеллектуалами», этот пожилой казак, охраняющий женское общежитие n…? Мы ничего умного не сделали, только залезли по водосточной трубе на второй этаж, расколупали форточку в подсобке с кучей матрасов и одеял на полу. Оттуда проникли в коридор, где стучались во все подряд двери, ожидая, что сладкоголосые сирены выйдут к нам, раскрыв объятья.

Но сирены подняли вой, явился одышливый казак, рассвирепел оттого, что пришлось ему топать вверх по лестнице, и, вышвыривая нас, не заметил, как Игорь, в порядке компенсации за фрустрацию, упер со стены пластмассовую традесканцию (а может, бегонию) вместе с горшком. На память о ледовом походе.

— Интеллектуалы ебаные! — пыхтел казак, выталкивая за дверь наши беззащитные тела.

Он думал, что оскорбляет нас. О, наивный алкоголик в синих штанах с красными лампасами!

Вокруг была ночь, чреватая депрессией для тех, кто не имеет куража и тупо ожидает милостей от природы. Поэтому я сразу предложил идти вперед, и пошел вперед, личным примером демонстрируя, как это делается, а Игорь, не такой прыткий, немного отстал. Со своим дурацким цветком на плече он выглядел как древнегреческий полубог после оргии. Смех, однако, был в том, что никакой оргии еще не произошло, а нам как раз смутно хотелось чего-то безнравственного и разнузданного. На всякий случай мы останавливались у круглосуточных ларьков, предлагая цветок сидевшим внутри людям, которые уже все были пьяны, кроме одной пожилой женщины, но и та нашим предложением не пленилась, а когда я поклянчил у нее пива Христа ради, дала бутылку «просроченного» «жигулевского». Мы его попробовали и вылили. Но женщине все равно были признательны за ее доброту.

По дороге я пытался сочинять венок сонетов, только Игорь меня каждую минуту отвлекал сообщениями о своем плохом самочувствии и рассказом про то, как не сумел получить сатисфакции с девицей по вызову.

— А она? — спросил я.

— Она-то тут при чем? — возмутился Игорь. — Все портили эти ее сутенеры, которые долбились в дверь. А я никак не мог сосредоточиться на чем-нибудь эротическом.

— И это продолжалось час?

— Ровно.

— Значит деньги она отработала 100 %. Не расстраивайся.

— При чем тут деньги! Деньги платил Мертвенин. Но он сам-то, как кролик, раз-два и всё, а я…

Мы стали думать, что лучше: уплатить за час и кончить за минуту или использовать свое время целиком и не кончить совсем. К тому моменту, как мы добрались до кафе «Фокус-покус», было решено, что долбись она Буридановым ослом эта дилемма.

Из кафе пришлось сматываться, потому что там допивала компания зомби в «адидасах», которые при виде цветка нехорошо возбудились. Я знаю, как действует на эту публику все сказочное и необычное. У меня есть опыт. Меня в новокузнецком пивбаре «Улыбка» били только за то, что я явился туда, одетый как денди, во фрак и цилиндр.

Около входа в кафе (который для нас был выходом из стремной ситуации), на бордюре мы обнаружили два пустых стакана и взяли их с собой, решив, что так будет правильно.

— Видал, какая у нас прибыль. — сказал я. — Денег не потратили ни копейки, а нажили растение и посуду.

— Только курева нет. — ответил Игорь.

— Зато жизнь красивая.

Как ни странно, на цветок все-таки клюнули. Им заинтересовался молодой таксист, который возвращался на базу порожняком, и подобрал нас для смеха. Но, увы, смеяться ему не пришлось, потому что у самого Каштака он своей тачкой «поцеловал» черное «БМВ» с мрачными пассажирами, которые, выключив бортовые огни, сосали косяк и в гробу всех видали. А тут им вдруг пришлось прерваться. Они помрачнели максимально и вышли в открытый космос. Мы с Игорем тоже вышли и вежливо удалились, возложив цветок на капот автомобиля. Через несколько минут, когда стало ничего не слышно, Игорь предположил, что бедолага-водитель заработал свой венок еще при жизни.

— Что ж, — сказал я. — Хороший человек, он умеет себя поставить на твердую ногу. И обо всем позаботится заранее.

Каштак, если вы не знаете, это жуткое место. Когда-то он назывался Шведская гора, по причине одноименных шведов, сосланных сюда при Петре Великом, после того как русский характер восторжествовал над балтийским темпераментом. При советской власти здесь расстреливали кулаков и интеллигентов (то есть, богатых и умных), а потом, на их костях, понастроили девятиэтажек 75-й серии. В одной из них Игорь владел кусочком жилплощади, но мы, разумеется, шли не к нему, потому что какой дурак будет развлекаться ночью у себя дома?