Елена Артамонова - Исповедь Дракулы

Дверь распахнулась со стуком. Девушки поспешно покинули комнату, оставив свою госпожу наедине с королем. Одного только чуткого материнского взгляда было достаточно, чтобы понять – Матьяш напуган, расстроен и не знает, как ему быть. Умиротворение мгновенно исчезло, но вместо него Элизабет почувствовала прилив сил, понимая, что вновь нужна сыну.

– Черт бы побрал Ватикан и всех пап оптом и в розницу! – без лишних предисловий сформулировал свою мысль король и обхватил ладонями растрепанную голову. – Надоело! Они со света решили меня свести!

– Новый папа требует возобновления крестовых походов? – отекшее лицо Элизабет оставалось невозмутимым.

– Хуже! Все намного хуже! Он интересуется судьбой Дракулы, обстоятельствами его ареста!

– Весть не очень хорошая, но ее нельзя назвать ужасающей.

– Это катастрофа! – Матьяш плюхнулся на резную скамейку и замолчал, уставившись в одну точку.

Небо за окном стремительно темнело, комната погружалась во мрак. Настало время зажечь свечи, но Элизабет не торопилась, наблюдая за последними лучами солнца, золотившими края темных туч. Над ее сыном сгущались неприятности. Конечно, Ватикан ничего не мог сделать с венгерским королем. Матьяша не любили в Европе, считали выскочкой, но с ним приходилось считаться – богатство и военная сила были важными аргументами в «дружбе».

– У Сикста IV слова не расходятся с делами! – снова заговорил король. – Он железной рукой взялся наводить порядок, и только Богу известно, чем все это для нас обернется!

Матьяш сам хотел верить, что боится именно Сикста, но в глубине души знал – причина страха кроется в ином. Давний кошмар, который он пытался забыть, вернулся, и король вновь представлял окровавленное лицо и пронзительный взгляд огромных зеленых глаз, доводивший его до панического ужаса. Тот, кто был предан, раздавлен, забыт, пришел по его душу, требуя расплаты за старые грехи. Долгие годы Матьяш с маниакальной настойчивостью пытался доказать всем и каждому, что валашский князь – настоящее исчадие ада, и его арест является одним из справедливейших деяний венгерского короля. А теперь Дракула должен был выйти на свободу. И почему только Матьяш не убил пленника раньше, когда его судьбой еще не заинтересовался Ватикан?

– Как же быть?! Опять всплывет вопрос о деньгах, полученных на проведение злосчастного похода, о том, как я их использовал. А если Сикст отлучит меня от церкви? Если он начнет копать глубже, всплывет такое… Вдруг он пронюхает о моем тайном сговоре с султаном Мехмедом? Что со мной сделают?!

– Да уж верно не обезглавят! Успокойся, Матьяш. Тех, у кого есть сила, не судят. Правосудие настигает беспомощных и слабых неудачников. Ты король, у тебя богатая страна и сильная армия. Любые обвинения в такой ситуации ничего не стоят, они смехотворны.

– Я боюсь.

– Напрасно. Нельзя проявлять слабость. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Особенно если знаешь, что не прав. В таком случае надо с утроенной энергией доказывать собственную правоту.

– Папа настаивает на новом расследовании.

– Я всегда учила тебя – никогда не останавливаться, настаивай на своем, иди напролом. Только так можно победить. Мы посадили Дракулу, как опасного злодея, который убивал наших подданных. Молва о его злодеяниях благополучно курсирует по Европе. Продолжай в том же духе… – Элизабет задумалась, сжала синеватые губы. – В доказательство своей правоты сообщи понтифику, что даже в тюрьме названый злодей не оставляет своих кровавых привычек. Например, он издевается над крысами, насаживая их на палочки и вспоминая при том о днях своего могущества, когда он так же насаживал на колья ни в чем не повинных людей и пировал, наслаждаясь их мучениями.

Свет в комнате так и не зажгли. Черный силуэт обрюзгшей женщины выделялся на фоне темнеющего неба. Отличавшейся большой впечатлительностью Матьяш взирал на нее с необъяснимым ужасом. Он словно вернулся в детство, стал тем хилым болезненным мальчиком, про которого втихаря поговаривали, будто он не жилец. В то время Матьяш боялся даже собственной тени.

– Новому папе плевать на злодеяния Дракулы. Он не стихотворец Пий, ему противны игры в гуманизм, – преодолев детские страхи, заставил себя заговорить король. – Он не считает массовые казни злодеянием, а напротив, видит в них проявление силы и власти.

Элизабет задумалась. Больше всего ее тревожило отношение к этой истории самого Матьяша. Он слишком нервничал, принимал все близко к сердцу, что делало его уязвимым.

– Не отступай и продолжай настаивать на своем, а я подумаю над запасными вариантами. Если папа решит провести расследование, мы сумеем доказать, что действовали правильно… или заблуждались. Тот, кто сам, первым признает свою вину, не может быть наказан, ведь он уже раскаялся в содеянном. В любом случае следует тянуть время. Пусть расследование займет долгие месяцы, если не годы, ведь это крайне важная проблема, и прежде чем принимать решение и наказывать виновных, надо во всем детально разобраться. Кстати, насчет виновных: вспомни, все началось с того, что тебе, сын мой, передали документ, повествующий о зверствах Дракулы. Ты поверил ему, столь убедительно все было изложено. Такое случается… Его ведь написал некий монах брат Яков?

– Да.

– Надеюсь, никто не знает, в какой святой обители он живет, и его скромное имя никому ничего не говорит.

– Как же! Этот рифмоплет Бехайм умудрился написать в своей поэмке, что о Дракуле ему рассказал именно брат Яков! И я даже предположить не могу, о чем еще болтали эти недоумки!

– Печальная неосмотрительность. Если начнут распутывать клубок, неизвестно, куда приведет ниточка. Впрочем, люди смертны, с ними всякое случается, причем совершенно неожиданно. На все воля Господня. Ступай, Матьяш. Я верю, что все будет хорошо. Я никому не дам в обиду своего сына.

Матьяш ушел. А Элизабет еще долго сидела у темного окна, строя планы и думая о том, что слишком рано приготовилась прощаться с жизнью. Смерть могла подождать – Матьяш все так же как и прежде нуждался в помощи и защите своей матери.

Безлунная ночь издревле оставалась сообщницей преступников, творивших во мраке темные дела. Трудно было пробираться по узким улочкам Зульцбаха, на которые не падало ни одного лучика света, и ориентироваться только по силуэтам высоких крыш домов, но кравшийся по переулку человек хорошо знал свое дело. Из темноты возникли очертания большого трехэтажного дома. Скрывавшийся во тьме незнакомец внимательно осмотрел его, беззвучно поднялся на крыльцо, словно слепец ощупал ладонью дверь, обнаружил замочную скважину, но вдруг замер, услышав приближающиеся голоса.