Елена Артамонова - Исповедь Дракулы

Взошедший на святой престол в 1471 году Сикст IV очень хорошо понимал степень угрозы, нависшей над самым сердцем христианского мира – Римом. Покоритель Константинополя Мехмед II тешил себя надеждой поставить на колени и Рим, тем самым покончив с христианством, и похоже, в мире не существовало силы, способной нарушить планы завоевателя. Дело было даже не в могуществе «непобедимой» армии, которая не раз была бита князьками из трансильванской глуши, а в слабости христиан. В поражении всегда виноват проигравший, тот, кто сильнее, просто идет вперед, сметая на пути все преграды, а слабый отступает, сдавая позицию за позицией. Между тем ситуация в Европе складывалась так, что христианские правители были озабочены исключительно собственными проблемами, и никто не желал замечать нависшую над всеми смертельную опасность.

Здесь, в Ватикане, никогда, ничего не менялось. Новый понтифик вступал в покои старого, едва остывало ложе, ставшее смертным одром его предшественника, и вновь продолжал жить среди интриг и заговоров, словно в золотой клетке. Но Сикст пришел сюда не ради того, чтобы погрязнуть в болоте пороков и лжи! Он видел свою священную миссию в укреплении власти церкви, пошатнувшейся в последнее время, в борьбе с ересями, а самое главное – с угрозой, идущей с востока.

Папа с неприязнью посмотрел на дубовые полки, уставленные фолиантами в дорогих переплетах. В Ватикане было много книг, пожалуй, слишком много. Глядя на это собрание мудрости, Сикст поморщился, вспоминая своих предшественников. Павел II прославился своей склонностью к шумным праздникам, устраиваемых на потеху простолюдинам, сопровождаемых еврейскими бегами и прочими развлечениями, а его предшественник – Пий II был известен своим красноречием и страстью к стихосложению, что вовсе было недопустимо для главы церкви. Правда, и Пий, и Павел на словах призывали бороться с неверными, но дальше пылких речей и исчезнувших непонятным образом крупных денежных сумм дело не пошло.

В том, какая ситуация сложилась на сегодняшний день, были виноваты слабые душой люди, забывшие о своем долге и предназначении. Сикст знал, что книги приносят один вред, их надо придавать огню, желательно вместе с авторами, знал, что не слово, а меч может укрепить величие церкви. И все же только здесь, в этом хранилище ненужных знаний он мог получить ответ на животрепещущий вопрос, полностью занимавший его мысли. В библиотеке находились архивы и личные документы предшественников Сикста, и он собирался пролистать бумаги, внеся ясность в одну темную историю, случившуюся еще во времена понтификата Пия II. В те годы Сикст IV, тогда еще кардинал Франческо дела Ровере, не располагал всей информацией о политике Ватикана, но как и все граждане Вечного города с надеждой слушал рассказы о бесстрашном князе маленькой венгерской провинции, в одиночку противостоявшем турецкой армии. Однако чуда не случилось, новоявленный герой сгинул, а в Ватикане разгорелся финансовый скандал, в конечном счете, сведший папу Пия II в могилу.

И вот теперь, спустя столько лет, новый наместник Божий вспомнил о Дракуле. Для успеха крестового похода прежде всего следовало найти человека, способного его возглавить. Сикст, в отличие от Пия, реально оценивал свои силы, понимая, что недостаточно искушен в военной науке, дабы лично вести в бой крестоносцев. Он считал, что рассчитывать на благосклонность небес можно лишь в том случае, когда каждый будет заниматься своим делом. На данный момент из всех европейских правителей только молдавский князь Штефан мог реально противостоять Османской империи, но он исповедовал православие, что было абсолютно неприемлемо для Сикста. Склонить к перемене веры независимого, находящегося у власти человека не представлялось возможным, и потому понтифик все чаще задумывался о сгинувшем изгнаннике, не побоявшемся в свое время бросить вызов султану. Но прежде чем предпринимать конкретные меры, папа хотел разобраться в том, что же на самом деле случилось в Венгрии почти десятилетие назад.

Разложив на необъятном столе ворох писем и черновиков, Сикст внимательно просматривал каждый документ, а потом откладывал в сторону, не найдя в нем ничего интересного. Время таяло вместе с воском свечей, а тайна Дракулы все так же оставалась нераскрытой… Понтифик уже успел пролистать последний том «Записок» своего предшественника, но описанный в них арест Дракулы вызвал только еще больше вопросов. Папа Пий тяготел к беллетристике, а нового главу церкви интересовали только документальные факты. Понимая, что зря тратит время, Сикст хотел захлопнуть толстый том, и тут только заметил заложенное между страниц письмо:

«, он проник глубокой ночью с частью его отрядов в турецкий лагерь до всех укреплений, и в течение целой ночи он быстро носился подобно молнии во всех направлениях и вызвал великую резню…»

В глазах римского папы вспыхнул интерес, кажется, он нашел, что искал, а именно: документальный рассказ очевидца и участника событий лета 1462 года. Прочтя донесение бывшего легата в Буде и приложенное к нему свидетельство, Сикст задумался. Что бы ни писал о Дракуле друг германского императора Пий II, без сомнения, только опальному князю было по силам уничтожить императора неверных. Выход из тупика замаячил, но сначала предстояло выяснить один простой вопрос – куда девался валашский князь, о котором ныне не говорили ни как о живом, ни как о мертвом. Дракула исчез на территории Венгрии так же бесследно, как и сорок тысяч форинтов, выделенных Ватиканом на крестовый поход 1462 года…

Впрочем, в том, что он сумеет выяснить истину, Сикст IV не сомневался. Он был сторонником жестких действий, дающих быстрые результаты. Рука потянулась к колокольчику, и вскоре папа уже отдавал нужные указания…

Годы брали свое. Постаревшая, обрюзгшая Элизабет редко покидала внутренние покои дворца, каждое движение давалось ей с трудом, а мысли о скорой смерти стали привычными и почти не страшили. Мать короля была спокойна, сознавая, – она сделала в своей жизни все, что должна. Матьяш долго, мучительно входил в жизнь, с трудом завоевывая то, что другим давалось легко. Но теперь он стал настоящим королем – властным, сильным, умеющим сосредоточить власть в своих руках. Он научился не спрашивать советов, отдалился от былых наставников и даже ее, Элизабет, почти забыл, посещая все реже и реже. Это было обидно, но мать подавляла горечь, понимая, что самостоятельность сына должна только радовать ее. Она воспитала короля, достойного сына Яноша Хуньяди, исполнив свой долг на Земле.

В покоях Элизабет Силади было спокойно и сонно. Окружавшие старуху девушки вышивали, одна тихо перебирала струны лютни. Сидевшая у окна Элизабет смотрела на разукрашенное алыми полосами вечернее небо и думала о закате жизни.