Лори Андерсон - Говори

1. Пчелы — полезны для сельского хозяйства, но больно кусаются.

2. Айсберги — в честь праздника зимы.

3. Покорители вершин — гарантированно напугают оппонентов.

4. Вомбаты — никто не знает, относятся ли они к вымирающим видам.

Родители велели мне оставаться в школе на дополнительные занятия с учителями. Я соглашаюсь оставаться после уроков. Я ошиваюсь в своей отмытой до блеска подсобке. Она преображается прямо на глазах.

Первая вещь на выброс — это зеркало. Но зеркало прикручено к стенке, поэтому я закрываю его плакатом с Майей Анджелоу, который дала мне библиотекарша. Она сказала, что мисс Анджелоу — одна из величайших писателей Америки. Плакат оказался без надобности, потому что школьный совет зарубил одну из ее книг. Должно быть, она реально отличный писатель, если школьный совет ее так боится. Майя Анджелоу наблюдает за мной, пока я подметаю и мою пол, отскребаю полки, загоняю в угол пауков. Каждый день понемножку я навожу чистоту. Это как строительство форта. Мне кажется, Майе понравилось бы, если бы я здесь читала, поэтому я приношу из дому несколько книг. Но в основном я смотрю фильмы ужасов, которые крутят у меня под веками.

Мне становится все труднее говорить. Горло вечно саднит, губы воспалены. Когда я просыпаюсь по утрам, у меня так крепко стиснуты зубы, что болит голова. Иногда, наедине с Хизер, мне удается слегка расслабить губы. Но всякий раз, пытаясь заговорить с родителями или учителем, я начинаю бессвязно бормотать или цепенею. Что со мной не так? Похоже, я страдаю чем-то вроде спастического ларингита.

Я понимаю, что у меня слегка сносит крышу. Мне хочется уехать отсюда, трансформироваться и перенестись в другую галактику. Хочется во всем признаться, рассказать о той ошибке, о чувстве злости и вины. У меня внутри живет зверь, я слышу, как он скребется о ребра, пытаясь выбраться наружу. Даже если я похороню воспоминания, они никуда не денутся и будут вечно пачкать меня. Моя каморка — подарок судьбы, укромное место, помогающее держать подобные мысли глубоко в голове, где их никто не услышит.

Моя учительница испанского нарушает правило «Никакого английского» с целью сообщить нам, что если мы не перестанем валять дурака и прикидываться, будто не понимаем задания, то останемся после уроков. Затем она повторяет все то же самое по-испански, причем, похоже, вставляет в свою речь парочку лишних фраз. И почему она так поздно спохватилась. Если бы в первый же день занятий она научила нас ругаться по-испански, мы до конца года ели бы у нее с руки.

Остаться после уроков — перспектива не слишком заманчивая. Я делаю домашнее задание: выбираю пять глаголов и спрягаю их.

Перевести: traducir. Я перевожу с испанского на ненормативный.

Провалить: fracasar. Да, я почти проваливаю.

Спрятать: esconder. Исчезнуть: escapar.

Забыть: olvidar.

На всякий случай, если мы вдруг забыли, что «мыздесьчтобыприобрестихорошуюосновудляпоследующегопоступлениявколледжиполучениявдальнейшемхорошейработыблагодарячемумыбудемжитьдолгоисчастливоидажепопадемвДисней-уорлд», нам устраивают День карьеры.

Как и все мероприятия типа «Здравствуй, школа!», он начинается с теста, проверки моих желаний и устремлений. Как я предпочитаю проводить время: а) в большой компании? б) в узком кругу близких друзей? в) с семьей? г) в одиночестве?

Кем я себя считаю: а) исполнителем? б) созидателем? в) организатором? г) мечтателем?

Если бы меня привязали к рельсам, а отправляющийся в 15.15 поезд на Рочестер должен был вот-вот перерезать меня пополам, что бы я сделала: а) позвала бы на помощь? б) попросила бы своих маленьких друзей мышек перегрызть веревки? в) подумала бы о том, что мои любимые джинсы остались лежать в сушке и теперь будут безнадежно измяты? г) закрыла бы глаза и притворилась, будто ничего не происходит?

Еще двести вопросов — и мне сообщают мои результаты. Я должна подумать о карьере: а) в лесном хозяйстве, б) в пожарной службе, в) в сфере коммуникаций, г) в похоронном бюро. Результаты Хизер гораздо однозначнее. Она должна стать медсестрой. Что заставляет ее прыгать до потолка от радости.

Хизер:Лучше не бывает! Я точно знаю, что буду делать. Этим летом я устроюсь волонтером в больницу. Почему бы тебе ко мне не присоединиться? Я начну усердно заниматься биологией, поступлю в Сиракьюсский университет и стану дипломированной медсестрой. Какой сказочный план!

Откуда такая уверенность? Я не знаю, что буду делать следующие пять минут, а она уже все спланировала на десять лет вперед. Я даже не уверена, удастся ли мне остаться в живых к концу девятого класса. Ну а если я вдруг выживу, вот тогда-то и подумаю о карьере.

Мистер Шея врывается в класс совсем как разъяренный бык, который гонится за тридцатью тремя красными флажками. Мы осторожно рассаживаемся по местам. Я не сомневаюсь, что он сейчас взорвется. Что он и делает, но неожиданно для нас в несколько назидательном стиле.

«ИММИГРАЦИЯ» — пишет он на доске. Я абсолютно уверена, что орфографических ошибок он не сделал.

Мистер Шея:Моя семья живет в этой стране вот уже более двухсот лет. Мы построили ее своими руками, воевали на всех войнах — от первой до последней, платили налоги и голосовали.

Над головой каждого ученика в классе возникает мультяшный пузырь. («А ЭТО БУДЕТ НА ЭКЗАМЕНЕ?»)

Мистер Шея:Тогда скажите мне, почему мой сын не может получить работу?

Несколько рук неуверенно тянутся вверх. Мистер Шея ноль внимания. Ведь вопрос чисто риторический, который мистер Шея задает, чтобы самому же и ответить. Я слегка расслабляюсь. Примерно так же обычно ведет себя мой папа, когда жалуется на босса. Самое лучшее, что можно сделать в подобных ситуациях, — стараться не заснуть и сочувственно моргать.

Его сын хотел стать пожарным, но его не приняли на работу. Мистер Шея уверен, что здесь имеет место некая дискриминация наоборот. Он говорит, что нам следует закрыть границы с тем, чтобы стопроцентные американцы могли получить ту работу, которую они заслуживают. Если верить тесту по профориентации, из меня получился бы хороший пожарный. Интересно, а я могла бы отобрать работу у сына мистера Шеи?

Затем я переключаюсь и начинаю рассеянно рисовать свое дерево, сосну. В художественном классе я пыталась вырезать его на линолеуме. Но проблема с линолеумом в том, что невозможно исправить ошибки. Каждая моя ошибки навечно запечатлеется на картине. Поэтому все приходится продумывать наперед.

Мистер Шея снова пишет на доске: «ОБСУЖДЕНИЕ: Америке следовало закрыть границы в 1900 году». И задевает кое-кого за живое. Причем не одного, а несколько человек. Я вижу, как ребята загибают пальцы, пытаясь прикинуть, когда родились их деды или прадеды, когда они приехали в Америку и попали бы они под Отсечение Шеей. А когда они понимают, что могли бы навечно застрять в стране, где их все ненавидят, или в дыре, где нет школ, или там, где нет будущего, то сразу тянут вверх руки. Они просят разрешения не согласиться с ученым мнением мистера Шеи.