Валерий Попов - За грибами в Лондон [сборник]

– …Чего? – с трудом оторвался.

– …Ты выходить вообще собираешься, нет?

– Сейчас… полчасика! – забормотал я.

– Ну ладно! Пиши! – грозно проговорила она и хлопнула дверью.

Иностранный крем «После бритья» кончается как-то сразу. Наш долго еще хлюпает, пузырится и выдает после долгого выжимания какие-то сопли. А этот отпустит еще одну довольно сочную уверенную колбаску, и все – больше ни миллиграмма, сколько ни проси!.. Ну что ж, тут все по-другому… и главное – другие запахи. Вот, например, этот, в зелененьком флакончике… Я отлил, кинул на щеки, завинтил… И вышел из ванной.

Гага, со слегка опухшими после сна, полуоткрытыми губками, с красноватыми вытаращенными глазками, стоял в дверях кухни, сдирая жестяную нашлепку с баночки пива. Я впервые в эту нашу встречу разглядел его, так сказать, без бутафории – он был такой же тоненький, в такой же белой футболочке и шортиках, как в пионерском лагере, где мы познакомились почти четверть века назад. Но тут был не лагерь – за окном был совершенно другой пейзаж: соседний дом уходил вдаль и ввысь широкими террасами, заросшими кустами, деревьями, гирляндами цветов.

– Так… – поводя тоненьким синеватым носиком, проговорил Гага. – Мазался, падла, моей «Кельнской водой»?

– А ты что, предпочел бы запах родного «Тройного»? – поинтересовался я.

Улыбаясь, мы смотрели друг на друга. Вдруг он быстро приложил палец к губам. Из спальни вышла Рената в махровом халате и, сдержанно поклонившись мне, не глядя на Гагулю, прошла в ванную.

…Дело в том, что мы вчера с Гагой (он же Игорь) по случаю нашей встречи слегка «нарушили спортивный режим» – не только здешний, немецкий, но и наш, среднерусский. Началось все довольно культурно: они встретили меня в аэропорту, с ходу радостно сообщив, что в самолете моем обнаружена бомба, которую, однако, удалось обезвредить… Ничего себе начало! Мы с Ренатушкой тут же слегка отметили это радостное событие в стеклянном баре (Гага был за рулем), потом мы вышли на автостоянку – на жару, яркий свет, в заграничную пахучую пестроту.

Потом мы приехали в их скромненькую квартирку, разделись до трусов (кроме, разумеется, Ренатушки) и сели на террасе, расположенной над ухоженным садиком. Присутствие мое среди друзей, с которыми я без отрыва жил десять лет (с того года, как Ренатушка приехала на стажировку в наш университет), делало все вокруг каким-то понятным, знакомым, незаграничным… словно мы чудом прорвались в какой-то привилегированный, закрытого типа пансионат где-нибудь в Ялте или Зеленогорске и теперь наслаждаемся привилегиями: чистотой, ухоженностью, подстриженными кустами, солнцем и тишиной, копченой ветчиной и баночным пивом. Из своего скромного опыта зарубежных поездок я знал, что странное чувство иной жизни приходит не сразу и, как правило, внезапно, от какого-нибудь пустяка, привычно-незаметного для здешних и абсолютно убойного для тебя. Пока же прежнее мое, предотъездное, возбужденное состояние растягивалось, как резина, и сюда… Я радостно приглядывался, внюхивался, стараясь прорвать пелену, почувствовать, что я прилетел.

Потом, где-то на двенадцатой баночке пива к Гагуле пришла роскошная идея: немедленно показать мне таиландский ресторан, расположенный прямо вот тут, в этом здании напротив, поднимающемся террасами.

– Пойдем, Ренатушка? – вскакивая, произнес он.

Ренатушка, поджав губы, молчала.

– Но, Игор, – своим слегка гортанным голосом заговорила она. – Тебе же завтра целый день сидеть за рулем!

Я все понял.

– Да зачем? Неохота! Отлично же сидим! – миролюбиво сказал я.

Но Игорек уже завелся – уже вполне по-нашему, почти как в те черные дни, когда Рената, закончив стажировку, жила уже здесь, а его не отпускали даже на конференции, где бы он мог хотя бы встретиться с собственной женой. Но такие издевательства были тогда в порядке вещей – сейчас вроде нормально, но напряженка в душе осталась…

– Рената! – тряся перед своим изможденным детским личиком растопыренными пальчиками, завопил Игорек. – Ты что, со своей обычной тупостью не понимаешь, что к нам наконец приехал наш любимый друг?

– Я не меньше тепя люплю Валеру, – волнуясь и слегка обнаруживая акцент, проговорила Рената. – И потому не хочу, чтопы из-за твоих трошаших рук он савтра погип! Вам ехать через всю Германию завтра!

– Ты знаешь, что я прекрасно вожу машину – в любом, кстати, состоянии! И все дорожные происшествия, которые с нами случались, происходили исключительно по твоей вине, из-за твоих идиотских советов, которые ты любишь давать под руку!

Игорек весь дрожал. Чувствовалось, что это давняя заноза в его сознании: полностью или не полностью владеет он сравнительно новой для него здешней жизнью – в частности, вождением машины.

– Но ты же знаешь, Игор, – мудро сдаваясь, проговорила она, – что я не могу с вами пойти сейчас в ресторан, я непременно – непременно, да? – должна готовиться к завтрашней лекции!

– Все! Понял! Мы пошли. И, кстати – на все время пребывания моего друга здесь – я не Игор, как ты меня зовешь, а Гага – как называют меня мои друзья!

– Я уже вижу это! – сказала Рената, грустно улыбнувшись.

Игорек весело чмокнул ее в бледно-розовую щечку и убежал в комнату переодеваться. Мне вроде бы переодеваться было не надо – достаточно одеться – я и так был в лучшем… Игорек скоро появился в белых шортиках и футболочке, с черной кожаной сумочкой через плечо.

– Игор! – кротко проговорила Рената, кивая на сумку. – Зачем ты берешь все деньги? Я тоже очень рада приезду Валеры, но зачем ты берешь их все – ты же опять потеряешь сумку! Возьми сколько угодно – но все остальные лучше оставить!

Но в Гаге уже играло его казачье упрямство.

– Ты прекрасно знаешь, что сумку я в прошлый раз потерял по твоей вине, причем в Испании, а тут – два шага от дома!

Рената кротко вздохнула.

– Не беспокойся, Ренатушка, все будет в порядке! – солидно проговорил я.

– Но ты, надеюсь, придешь к нам? – слегка обиженно-отстраненно проговорил Гага.

– Хорошо. Если закончу работу – приду! – сказала она.

С чувством божественной легкости (при всей нашей любви к Ренатушке с другом лучше наедине) мы сбежали по скромной мраморной лестнице и вышли на улицу. В жарком слепящем свете я попытался оглядеться… в сущности – это были новостройки, мюнхенское Купчино, серые бетонные дома… на ближайшей стене, правда, был нарисован идиллический сельский пейзаж с рекламой пива «Паулянер». Мы быстро прошли через жару и слепящий свет и вошли в кондиционированные катакомбы под огромным террасовым домом – тут, увы, сходство с нашим Купчино кончалось – яркий подземный зал тут и там ответвлялся уютными тупичками: итальянский ресторан с приятно щиплющей нервы игрой мандолины… зеркально-роскошный салон модного парикмахера, крохотные пестрые магазинчики… Потом вдруг показались восточные миниатюрные пагоды, бронзовые страшные птицы, золотистые, в мудреных иероглифах, решетки… наш таиландский ресторан!.. Мы сели в плетеные кресла, вольготно расслабились, огляделись – откуда-то из таинственного полумрака чуть слышно доносилась восточная музыка. Гага, вскочив, пошел помыть руки (я, не желая нарушать блаженного оцепенения, отказался). Вернулся он свежий, умытый, оживленный.