Робин Фокс - Наша Рыбка

Ярославна взглянула на меня, погруженная в золотое сияние. Обветренные губы у нее были такого кровавого оттенка, который у меня вяжется с чем-то мучительно-порочным. Она решительно толкнула дверь, взявшись за ручку, и смотрела на меня всего долю секунды, но мне и этого было достаточно, чтобы потерять голову, что, конечно же, я тоже предчувствовал заранее.

На ней была белая футболка, моя футболка, моя, не Петина! Она была ей велика, длинна, почти как платье, она касалась ее влажной кожи, топорщась двумя точечками на груди…

Последовательность того, что случилось дальше, восстановить тяжело: в голове расплывается огромное черное пятно. Не знаю, сказал я что-нибудь ей или нет… А куда дел чашки с чаем? Не помню! Помню только, что целовал ее неистово, прямо сходя с ума. Мы очутились в ванной, где пол был еще сырым и в воздухе стоял тяжелый пар, смешанный с приятным, похожим на цитрусовый, запахом. В запотевшем зеркале двигались наши смутные отражения. Я случайно прижался плечом к горячей змее полотенцесушителя, но даже не сразу ощутил боль.

– Осторожнее. – Ясна просунула ладонь за мое плечо и попыталась меня отодвинуть.

Мое внимание тут же привлек брусничный кусочек кружевной ткани на хребте изогнутой серебристой трубы – это были… трусики! Ее нижнее белье! Прямо тут, возле моих пальцев.

– Ой… – Это ее смутило. – В общем, хотела попросить у Пети какие-нибудь шорты. У него есть, как думаешь? – Ее шепот дрожал.

Я, разумеется, ничего не ответил: я уже упирался голыми коленями в пол и слизывал с ее ног не стертые полотенцем капли воды, двигаясь все выше и выше… Она подалась навстречу моим пальцам, и на этом закончилось все сознательное. Когда со мной было такое в последний раз? Никогда, кажется. Дальше все происходило как во тьме, я ничего не видел, превратившись в одно чувство, у меня не было ни тела, ни мыслей – они так и остались в той пустоте, поглотившей всего меня еще в кухне. Только во время короткого проблеска разума я успел заметить в дверном проеме силуэт Воронцова; он протягивал мне что-то маленькое и блестящее, на ощупь оказавшееся холодным квадратиком с зубчатыми краями.

Да, сам бы я ни о чем таком не подумал – со мной это происходило словно в первый раз: все дрожало, не слушались пальцы, я чувствовал, как у меня горит лицо. Я держал Ясну на руках, совершенно не ощущая ее веса, словно ее тело было полым. Чуть позже я непроизвольно вспомнил Иришку с ее мягкими полными ляжками, после солярия цвета горчицы, ее томность, женскую округлость и временами неповоротливость… Ясна же оказалась складной и ловкой и к тому же такой маленькой, что доходила макушкой только до моего плеча, при том что я не отличаюсь ростом.

Закончилось это быстро… Я же сказал, что все было словно в первый раз.

– Черт… – Мне почему-то стало обидно.

– Что-то не так? – участливо спросила Ясна, и только тут я вернулся в реальность и ощутил ее руки, обвитые вокруг моей шеи, и горячее влажное дыхание.

– Этого… мало.

Она вжалась в меня сильнее, так, что я стал чувствовать, как ее тело отзывается на мои прикосновения.

Наконец я очнулся окончательно, и все вокруг показалось мне странным, будто я где-то отсутствовал много лет, а теперь внезапно вернулся в эту квартиру. Электрический свет лампочки желто резал глаза. Замечал ли я это раньше? Из-за водяного пара было тяжело дышать, но еще тяжелее оказалось поднять взгляд на Ярославну. Какая она сейчас была мокрая и темноволосая! И такая блестящая от капелек.

Мне было стыдно – я же обещал ее не трогать! А что теперь? Что теперь нам всем делать?

Сегодня было седьмое ноября. Все еще седьмое ноября. То, которое началось почти два месяца назад и не кончалось до сих пор… И не было никакого сноуборда, не было театра, не было Петиного дня рождения… И я снова не знал, что Ярославна со мной «заодно».

Медленно, даже слишком медленно, я ее отпустил. В ней поубавилось смелости, взгляд несколько раз метнулся к полу, и все потому, я уверен, что в дверях продолжал стоять Воронцов. Я нагнулся и быстро подал Ясне футболку, но она только нерешительно на нее взглянула и осталась неподвижно стоять, прислонившись ко мне.

У Пети стеклянно блестели глаза и дрожали губы, и вообще в тот момент, возбужденный, он был похож на омерзительно-чувственного юношу с какого-то полотна Караваджо. Правда, смотрел он на нас хоть и стеклянно, но больше все-таки печально, и даже не на нас, а на Ясну, разглядывая ее нагое хрупкое тело. И внезапно она оторвалась от меня и шагнула к нему.

– Стой! – Я схватил ее за локоть. – Нет.

Ты теперь моя собственность. На самом деле я тиран. Может, хоть ты в это поверишь?

– Тебе… тебе совершенно не обязательно делать это… С ним… – жалко промямлил тиран.

Тупая, неубедительная фраза. Но ничего лучше мне в голову не пришло. Как я мог ей все объяснить? Да, ответ верный, взять и объяснить! Но это же я, черт возьми!

– Вы разве не для этого меня позвали? – то ли сказала она очень тихо, то ли просто шумно выдохнула, и мне померещились в этом выдохе слова… Она сняла через голову цепочку с золотой чешуйчатой рыбиной и положила мне в ладонь.

Что? Ясна, что ты такое говоришь! Конечно, не…

Ладно. Конечно, да.

Петя взял ее за руку и увел из ванной, а я повернулся к зеркалу и уставился на свое отражение. Первое время глаза не видели ничего, кроме мутного розово-рыжего пятна, потому что мой взгляд был направлен внутрь меня самого. Что мне делать?

Этот вопрос и сейчас звучит у меня в ушах. Что я должен был сделать? Выходов было много. Один прямо по курсу – железная дверь, ведущая в подъезд. Собрать свои шмотки и выскочить. Оставить их вдвоем… навсегда, пусть делают, что хотят. Поддаться обиде, ревности, которой никогда не испытывал к Воронцову до этого вечера.

Второй вариант. Воронцов – развратный, подлый моральный урод. Пойти и рассказать всю правду Ясне.

Но неужели она сама не догадалась? Зачем же тогда она держала меня за руку в машине? Держала так, как держатся только влюбленные!

В зеркале наконец прояснилось. Мои плечи были покрыты какой-то омерзительной аллергической сыпью, на шее слева виднелось небольшое темнеющее пятно, на груди – розовый отпечаток рыбки. Я все еще держал в руке белую скомканную футболку. Просто Аполлон.

Ладно, больше не буду останавливаться на своих бестолковых душевных терзаниях и расскажу, что было дальше. Я очень быстро принял душ, вытерся и с тяжелым и одновременно нетерпеливым чувством в груди понял по звукам, что мое мазохистское любопытство будет удовлетворено.

Задержавшись на пороге лишь на секунду, я вошел в комнату. Свет был включен, диван разложен, гобеленовая деревня укрыта простыней и подушками. Ясна лежала на спине, раскинув в стороны колени. Воронцов низко склонился над ней, резкий и безжалостный, а она трепыхалась под ним и вскрикивала, как пойманная в силки птичка… Можно было догадаться. Он держал ее руки, она не могла сопротивляться.