Робин Фокс - Наша Рыбка

– Пленочный фотоаппарат? – Я вынул из коробки красивый железный «Пентакс» со штатным объективом и повертел в руках.

– Да. Ты один из немногих, кто на самом деле должен фотографировать. Я уверена, что у тебя дар. Просто не показывай это никому, делай для себя. Так будет правильнее.

Она сидела на моем разобранном диване, за ней возвышались холмы одеяла. Ее кружевная хрупкость под расстегнутой вязаной кофтой была невыносимой. Необходимо было запустить туда руки, скользнуть под эту толстую кофту. Физически необходимо.

– Ясна… – Я сел на пол и уткнулся лицом ей в колени. – Ясна, прости меня. Я идиот, я конченый идиот!

Она погладила меня по волосам.

– Я, наверное, ревную… Я не мог сегодня этого вынести, ну просто не мог.

– Я знаю.

– Ты просто представить себе не можешь, что я хотел тебе наговорить! Пообещай мне, что больше не будешь от меня ничего скрывать, даже если вы с Воронцовым решите снова сделать мне сюрприз. Мне не нужны сюрпризы, мне лишь бы только быть уверенным, что ты моя.

Классно, чувак. Почему ты не подумал об этом, когда все-таки соглашался на отношения «втроем»?

– Но я твоя, Игорь! Я даже не знаю, как ты можешь сомневаться.

Ясна добавила абсурдности в эту и без того абсурдную ситуацию. Действительно, как это я могу сомневаться?

Мне нравилось целовать ее, держа в ладонях ее лицо. Рот она открывала нешироко, и мне приходилось немножко с ней бороться, чтобы проникнуть в него. Мне нравилось, что у нее такая маленькая изящная головка, меня это волновало, как будто это было что-то запретное. Мы целовались пару минут, пока она внезапно не оттолкнула меня. Я не сразу понял, в чем дело. Оказалось, что в комнату заглянула мама.

– Простите! – сказала мама со странной улыбкой. – А… там чай… на кухне. Давайте попьем?

Когда мы вышли, все семья почему-то сидела за столом, хотя в последнее время мы все больше ужинали по отдельности.

– У тебя такое классное имя! – Марина нарушила неловкое молчание: мы с Ясной смущенно мялись у двери, а у отца был такой взгляд, будто он мысленно составлял подборку интересных фактов о гетерохромии. – Не то что у меня вот!

– Твое хотя бы не похоже на отчество, – сказала Ясна.

– А вы… – отсмеявшись, начала моя сестра, – ну… вместе?

– По-моему, очень глупо обсуждать это за вечерним чаем! – не выдержал я. – Но да, во избежание дальнейших расспросов, Ясна моя девушка.

– Я так и знала! – победно воскликнула Маринка.

– Марине очень важно, какие у кого отношения, – попытался пошутить папа.

– Никто не против, если Ясна останется сегодня у нас? – спросил я между делом.

– Нет! Я поеду домой! – Она вдруг сильно покраснела, это было очень заметно. Я не понял, с чего вдруг. Я же не сказал: «Мам, пап, вы же не против, если мы с Ясной будем всю ночь совокупляться на нашем кухонном столе?». Но вид у нее был такой, будто я задал вопрос именно так.

– Вы что, ведь уже поздно! Куда вы поедете? – встрял папа.

– Нет, но я… – Ясна беспомощно покачала головой. – Я не собиралась оставаться. Я правда приехала на несколько минут, мне нужно было просто Игорю передать… Я могу доехать на такси.

– Конечно, оставайся! – сказала мама. – Пусть Игорь скажет твоим родителям, что ты с ним.

– Но это ужасно неудобно! – чуть позже говорила она мне в коридоре взволнованным шепотом. Она уже третий раз невзначай направлялась в сторону входной двери.

Нет, моя великая жертва, тебе никуда не уйти. На моей стороне вся семья.

– Ты переживаешь, что это не понравится моим? – Мне стало смешно. – Им все равно, поверь мне.

Потом, когда Ясна была в ванной, мама подловила меня на полпути:

– Нужно постелить Ярославне в Марининой комнате?

– Нет, не надо, – ответил я, радуясь, что Рыбка этого не слышит.

– Но она так засмущалась, когда ты решил оставить ее у нас. Ты уверен, что…

– О, я уверен. – Я рассмеялся. – Спасибо, ма.

Я сидел в своей комнате и ждал. И да, конечно отправил Воронцову сообщение: «Спасибо за фотик, это очень крутой подарок. И не волнуйся за Ясну, она осталась у меня». Потом я выключил комп, свой и Яснин телефоны, чтобы Петя не смог с нами связаться.

Она пришла из ванной минут через десять в моей футболке. Я выключил свет, и очертания комнаты и ее лица проглядывали только благодаря уличным фонарям – сквозь их свет приоконные деревья продолжались тенями на стенах. Уже предчувствуете романтику? Наверное, поцелуи и признания в любви? Все как у нормальных людей. Но я был бы не я, если бы…

– Скажи мне, у вас с ним что-то сегодня было? – спросил я.

И чтобы вы прониклись моей тупостью до конца, вы должны знать, что мои руки в это время блуждали по ее прекрасному телу. Мы остались с ней вдвоем! Вдвоем! На всю ночь! Без Воронцова! И я нашел лучший способ провести это время, аплодирую сам себе.

– О, Игорь, сейчас не время… – удивленно прошептала она.

Но я настаивал. Зачем-то хотел, чтобы она рассказала. Мне нужно было знать и механику, и ее чувства при этом. Конечно, у них «что-то» сегодня было! В туалете, в каком-нибудь кафе (надо же, Воронцов заработал бабло на походы по крутым местам!).

Сейчас я не могу поверить, что такое спрашивал. Все же по ночам я превращаюсь в кого-то другого. Могу, наверное, даже в порнухе сниматься. Ха-ха.

Она сдалась и стала рассказывать. Нехотя, обрывками, по одной фразе, по одному слову, всегда уходя от главного. Но мне и так все было ясно. Наши тела сплетались, словно врастая друг в друга, словно покрытые одной общей кожей.

– Зачем ты спрашивал про Петю? Тебя что, это возбуждает? То, что он со мной делает? – спросила Ясна, когда все закончилось.

– Нет, сейчас совсем нет! – Я обхватил ее руками и уткнулся носом в волосы; она была такой хрупкой, что казалось, если стиснуть посильнее, все косточки переломаются. – Не спрашивай.

Мы долго лежали молча, не распутывая тесного узла из рук и ног.

– Петя повел себя очень странно, когда я попыталась узнать у него что-то о семье, – внезапно сказала Ясна. – Тут же ушел от ответа, будто меня это не касается.

– Не обижайся на него за это.

– Ты тоже ничего не знаешь о его родных?

– Из близких у него только бабушка.

– Но он живет с мамой, разве не так?

– Да, но его мать – алкоголичка. Он ее ненавидит. Он, скорее всего, никогда не пригласит тебя к себе домой. И будет всячески избегать разговоров на эту тему.

– О боже! – Я почувствовал, как она попыталась покачать головой. – И давно она… пьет?

– Всю его жизнь. Наверное, от этого он такой нервный и дикий. И в целом какой-то немного больной.

Я долго не мог уснуть. Ясна уже тихонько посапывала у меня на плече, а я все лежал и пялился в потолок. Считать Петю своим другом я стал только к концу первого курса, до этого мы все больше приглядывались друг к другу, перебрасывались короткими фразами и почему-то дико ржали. Но не общались. Как-то интуитивно мне тогда удалось почувствовать, что его нельзя спрашивать про семью.