Джулиана Маклейн - Цвет надежды

– Вина?

– Да, пожалуй.

– Красного или белого?

Я посмотрела на его бокал с белым вином и открытую бутылку на столе.

– Я бы выпила белого.

Он налил вино в бокал и протянул мне, потом оперся о столешницу.

– Как сегодня работалось? – спросил он.

Я с улыбкой взглянула на него.

– Правила вежливости требуют, чтобы я ответила «хорошо», но это не совсем так, потому что сейчас у меня тяжелый процесс.

– Расскажешь? – попросил он. – Если это не нарушит ваши правила конфиденциальности…

Я взяла полоску чеддера с блюда с крекерами и сыром и рассказала Джекобу про женщину, у которой суд отобрал детей, потому что во время бракоразводной процедуры она обращалась к психиатру; и как ее муж использовал это и заявил, что она недееспособна и не может заботиться о детях.

– Я готов биться об заклад, что такие вещи происходят чаще, чем мы думаем, – заметил Джекоб.

– Ты даже не представляешь, насколько часто.

И вот, пока мидии готовились на пару, мы стояли и беседовали о правовой системе. Когда раковины открылись, он выложил их в миску из нержавеющей стали и поставил на кухонный островок с гранитной столешницей. Мы стояли у островка, макали мидии в растопленное масло, ели их и беседовали, в основном о моей работе.

– Тебе она нравится? – спросил Джекоб.

Я положила на стол устричную вилку и взялась за бокал.

– Да, вполне. Несмотря на неприятные вещи, с которыми часто приходится иметь дело, я с удовольствием помогаю людям выбираться из тяжелой жизненной ситуации. Обычно ко мне они обращаются в разгар бракоразводного процесса, издерганные, несчастные, полные страха перед неизвестностью в будущем. Но потом они испытывают облегчение и переводят дух. На этом этапе клиенты с радостью обнимают меня и благодарят. И это хорошие для меня дни. – Я наклонила голову и улыбнулась. – Но ты, вероятно, проходишь через то же самое в своей профессии.

– Да, меня тоже обнимают пациенты, – ответил он. – Иногда они испытывают облегчение, как ты и сказала. Они радуются, что я продлил им жизнь. Но не всегда. Я тоже вижу много горя и страданий. И страха.

– Неудивительно, – мягко ответила я. – Люди обращаются к тебе, когда впервые реально понимают, что они смертны. – Я помолчала. – Конечно, нам всем придется с этим столкнуться, даже самым здоровым, но, вероятно, какой-то механизм самозащиты, сидящий в нас, запрещает нам думать об этом – иначе все мы жили бы в постоянном страхе и жалели о всех вещах, которые не сделали.

– Пожалуй, верно, – согласился он, – но этот механизм дает сбои, чем старше мы становимся. Подростки живут без страха и часто идут на глупый риск, словно они неуязвимые. Потом мы вступаем в средний возраст и начинаем беспокоиться за свой уровень холестерина, а всякий раз, когда садимся в самолет… – Он взял очередную мидию и извлек из нее мякоть. – Тут поневоле всякое передумаешь.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала я. – Я никогда не боялась летать, но теперь мне делается некомфортно при взлете и посадке. Я всегда перевожу дух, когда самолет набирает нужную высоту и летит ровно. И после долгого снижения, когда колеса наконец-то касаются взлетно-посадочной полосы, я все еще судорожно сжимаю подлокотники. Да и потом, когда еду в такси. Вообще, больше всего я ненавижу финальные секунды перед взлетом, когда мы мчимся по аэродрому и вот-вот оторвемся от земли. Я всегда боюсь, что самолет угодит в выбоину и потеряет контроль. Ты сам подумай. Если мчаться с такой скоростью на автомобиле…

– Перед взлетом «Боинг-747» развивает скорость около 180 миль в час, – сообщил мне Джекоб. – Тебе бы не понравился «Конкорд». Он ударился при скорости 225 миль в час. Что касается дыр, то аэропорты их заделывают.

Я засмеялась и глотнула вина.

– Спасибо, все очень интересно. – Странное дело, меня поразило, что он знал скорости самолетов.

Потом, когда мы сидели за столом и с удовольствием ели превосходные стейки, которые Джекоб поджарил, – вместе с картошкой и свежими зелеными бобами, – он открыл бутылку красного вина, принесенного мной, и налил два бокала. Потом сел.

– Спасибо, что разделила мой вечер. – Он поднял бокал и легонько чокнулся со мной.

– Спасибо, что пригласил меня, – ответила я, и мы принялись за стейки. – Мясо восхитительное, – похвалила я. Мне было интересно, о чем мы будем говорить еще.

– Расскажи мне, как это – расти вместе с сестрой-близнецом, – попросил Джекоб, когда мы вместе убирали со стола.

Я отнесла тарелки в раковину.

– Вообще-то мы с Надией росли не вместе, – сказала я. – Мы с ней встретились в первый раз лишь год назад.

– Ты шутишь. – Он наклонился, чтобы открыть посудомойку, но, услышав мои слова, выпрямился и посмотрел на меня.

– Нет, не шучу. – Я протянула ему свою тарелку и стала ополаскивать остальные.

– Как это случилось? – спросил он. – Если не секрет, расскажи.

Я не собиралась делать из этого секрета. Более того, по непонятной причине мне хотелось поведать этому человеку все о моих отношениях с Надией, но я ограничилась фактами, касавшимися нашего удочерения. Потому что все остальное меня смущало и было не очень красивым.

– Наша родная мать умерла при родах, – объяснила я, – а наш биологический отец женился на другой и отказался от нас. Агентство, занимавшееся усыновлением, сочло разумным разлучить нас и сделало это.

Джекоб неодобрительно нахмурил лоб.

– Почему они решили вас разлучить?

– Из-за врожденного дефекта сердца у Надии, – объяснила я. – Я родилась здоровой, поэтому они решили поскорее пристроить меня в семью, а не держать нас обеих в приюте.

Он закрыл дверцу посудомойки и озабоченно посмотрел на меня, словно обдумывал далеко идущие последствия такого решения, которое не зависело от нас.

– Меня быстро взяла к себе потрясающая семья, – сказала я. – Мои родители были чудесными людьми, у меня были брат и сестра – тоже приемные. Мы до сих пор очень дружны.

– А что Надия? – спросил он. – Она тоже нашла хороший дом?

Я сняла полотенце и медленно вытерла столешницу.

– Ее никто не брал до тех пор, пока не закрылась дыра в ее сердце, а на это ушли годы. И ей не очень повезло. Ее приемные родители развелись, когда ей было девять лет, и с тех пор она не видела своего отца. У него были проблемы с алкоголем. Мать умерла несколько лет назад, и теперь у нее нет никого из близких.

– Кроме тебя, – уточнил он.

Я свернула полотенце, положила его на край раковины и поймала себя на том, что тупо гляжу на кран. Потом почувствовала на моей руке ладонь Джекоба.

– До прошлого года я даже не знала, что у меня есть сестра-близнец, – сказала я ему. – Но как-то получилось, что мы с ней работали в Лос-Анджелесе в нескольких кварталах друг от друга. Это что, простая случайность?