Джулиана Маклейн - Цвет надежды

Джекоб сжал мне руку. Его прикосновение было теплым и приятным.

– Люди внезапно стали мне говорить странные вещи, – сказала я, – спрашивали, как я могу работать одновременно в двух местах. Это было странно. Ну… я и навела справки.

– Ты наверняка испытала шок, когда увидела ее в первый раз, – сказал Джекоб.

– Да.

Мне вдруг стало трудно говорить. Я слишком разнервничалась.

– Ты хочешь присесть? – спросил Джекоб, кивнув в сторону гостиной. – Я могу зажечь камин.

– Было бы славно. – Я взяла свой бокал. Он отнес бутылку с остатками вина в гостиную и поставил на кофейный столик.

Я сняла туфли и забралась с ногами на удобный белый диван, а он чиркнул спичкой и поджег растопку, уже лежавшую на решетке. После этого так и остался сидеть на оттоманке, приглядывая за огнем и подкладывая в него смятые газеты и дрова.

Вскоре пламя разгорелось, зашипело, загудело. Я смотрела на него, расслабившись на мягких подушках.

– Мне нравится запах горящих дров в это время года, – сказала я.

Джекоб встал.

– Принести тебе чего-нибудь?

– Нет, все замечательно.

Он сел рядом со мной, положив руку на спинку дивана.

Я потягивала вино, долго смотрела, как пляшет огонь в камине, и думала о нашем разговоре на кухне.

– Я знаю, что это не моя вина, – проговорила я, возвращаясь к тому, что случилось с Надией и со мной, когда мы осиротели, – но когда я думаю о том, как она жила, и сравниваю с моей жизнью…

– Ты чувствуешь себя виноватой, – договорил за меня Джекоб, и я заглянула в его все понимающие зеленые глаза.

– Да. Когда я увидела ее в первый раз, точную копию себя в другой персоне, это был шок для моего мозга. Но вскоре я поняла, что у нас очень мало общего, потому что разный жизненный опыт сделал из нас разных людей.

– Как это?

– У моих родителей были деньги, поэтому они посылали меня в хорошие школы, давали все самое лучшее, но дело не только в этом. Я всегда ощущала их любовь ко мне. Никогда не беспокоилась, что они откажутся от меня и я останусь одна. У меня не было этого страха. У Надии не было такой стабильности. Они с матерью жили так бедно, что их выгнали из квартиры и им пришлось жить в машине.

Джекоб снова взял меня за руку, и у меня промелькнула мысль, что вот я ужинала с этим потрясающим мужчиной, он слушал мой рассказ, утешал меня, а Надия сидела дома. Опять одна.

– И вот теперь у нее снова проблемы с сердцем из-за какого-то зловредного вируса, – вздохнула я.

– Но теперь у нее есть ты, – сказал он. – Сам факт, что вы нашли друг друга, уже чудо и подарок судьбы. Вам надо радоваться.

Конечно, мне захотелось рассказать Джекобу правду… что мы с Надией все-таки чужие друг другу – хуже, чем чужие – из-за того, что произошло с Риком. Все эмоциональные узы, возможно, и существовавшие между нами, были нарушены. Я не чувствовала любви в своем сердце, было только чувство долга. Конечно, я должна была заботиться о ней в такой тяжелый момент. Но между нами не было ни доверия, ни настоящей близости, какая бывает между родными людьми. Наши разговоры были поверхностными, о мелочах, и я не чувствовала, что могу ей доверять и быть с ней искренней. Я всегда была настороже.

Я даже не сообщила ей, что встречусь сегодня с Джекобом, потому что не сомневалась, что если она узнает, то начнет с ним флиртовать, – потому что где-то на уровне подсознания ей хотелось быть мной. Надии хотелось обладать всем, что принадлежало мне, и если я снова открою ей душу, она украдет все это из моей жизни.

Безумием было так думать, я это знала. Это напоминало сюжет из старинного готического романа.

Меня не радовало, что я не испытывала любви к Надии, моей сестре-близняшке, тем более в ее теперешнем состоянии, и я не могла пересилить себя и признаться в этом Джекобу. Мне не хотелось, чтобы он считал меня бездушной, черствой эгоисткой.

И я не хотела быть такой. Надеялась, что постепенно смогу преодолеть отчуждение.

– Ну, а ты? – спросила я, отчаянно желая сменить тему разговора. – У тебя есть братья или сестры?

Он наклонился вперед и налил себе вина.

– У меня есть младшая сестра, она живет в Миннесоте. Она журналистка, замужем за инженером-строителем.

– А ты не женат…

Он покачал головой:

– Уже нет. Но когда-то был.

– Что случилось?

Он посмотрел на наши соединенные руки и переплел свои пальцы с моими.

– Она погибла в башнях-близнецах.

Я тихонько вскрикнула:

– Господи… Мне очень жаль…

Джекоб кивнул мне в ответ.

– Так что я знаю все о чувстве вины, Дайана, – сказал он, подняв на меня глаза, – потому что именно я привез ее в Нью-Йорк. Ей нравился городок, где мы жили, и она не хотела переезжать в большой город, но она всегда старалась меня поддержать и пошла на такую жертву ради моей карьеры. – Джекоб перевел взгляд на огонь. – Моя жена была финансовым аналитиком. Работала на верхних этажах и не могла спастись.

Несмотря на любопытство, я не стала расспрашивать его о подробностях ее гибели и вынуждать его перенестись в то время. Если бы он хотел рассказать мне больше, то сделал бы это.

– Я долго не мог смириться с этим, – проговорил он. – Злился.

– Сейчас ты, кажется, уже не злишься.

Он наклонил голову набок.

– Теперь нет.

– Что-то изменилось?

Он немного помолчал, глядя на огонь, и я любовалась отблесками пламени в его глазах.

– Прошло уже больше десяти лет, – сказал он, – так что у меня было достаточно времени, чтобы погрузиться в горе. Честно говоря, я был прикован к нему. Моим единственным спасением была больница, заставлявшая меня сосредоточиться на чем-то внешнем. Я должен был фокусировать внимание на пациентах, иначе они умрут. – Он замолчал и посмотрел на меня. – Иногда люди действительно умирают, и не потому что я делаю что-то неправильно, а потому что такова жизнь. И я был не единственным, кто потерял в тот день своих близких.

– Да… Ужасный был день.

Он снова посмотрел на наши руки.

– Я знаю, что скажу банальность, – проговорил он, – но жизнь коротка, и смерть ждет всех нас. Так какой смысл жить, если мы не получаем настоящую радость? По крайней мере, хоть иногда, – добавил он. – Я не говорю, что мы не должны горевать или чувствовать себя несчастными – это тоже составляющая жизни. Но не нужно забывать и про другую сторону этого, когда время кажется нам унылым.

– Какую другую сторону? – спросила я.

– Красивую.

Полено соскользнуло на решетку; в дымоход полетели искры. Я почувствовала на своем плече руку Джекоба, игравшую прядью моих волос. На меня нахлынуло желание. Мне захотелось быть еще ближе к нему.

– Я уверена, что ты прав, – тихо проговорила я. – Я знаю, что это так, но порой мы так запутываемся во всем, что неправильно в нашей жизни, и уже не умеем отличить хорошее от плохого. Пожалуй, даже отгораживаемся от него. И все дело в чувствах, не так ли? Надо позволять себе эйфорию. Просто трудно радоваться, когда вокруг тебя рушится весь твой мир.