Джулиана Маклейн - Цвет надежды

Поздно вечером нам велели поехать домой и отдохнуть. Старшая сиделка отделения интенсивной терапии пообещала позвонить нам, если что-то изменится.

Родители поехали ко мне. Мы выпили на кухне чай с ромашкой и разошлись по спальням. Я уснула сразу, как только коснулась головой подушки. Когда проснулась, в мое окно светило солнце, лучи тянулись по диагонали через всю комнату. Я взглянула на часы. Почти восемь. Ночью нам никто не звонил, так что состояние Надии оставалось прежним.

Мои догадки подтвердились. Когда чуть позже мы приехали в больницу, Надия лежала на прежнем месте и выглядела так же, как накануне.

Я решила зайти к новорожденной. На этот раз мне позволили взять ее на руки. Я села в кресло-качалку и запела ей колыбельную, и в эти минуты все невзгоды и стрессы просто поблекли. Я не испытывала ничего, кроме любви и благодарности. По крайней мере, хоть какие-то мои молитвы были услышаны.

Вернувшись в палату, я подвинула стул ближе к койке и взяла Надию за руку.

– Надеюсь, ты скоро проснешься, – заговорила я, – потому что твоя чудесная дочурка ждет тебя. Я только что держала ее на руках. Она самая красивая малышка в целом мире.

К моему удивлению, Надия сжала мою руку. Потом ее глаза открылись, она повернула голову и хмуро посмотрела на меня.

Уже потом я предположила, что Надия заставила себя проснуться, потому что ее рассердило, что я взяла на руки ее ребенка раньше, чем она сама. Если это и было так, я решила не думать об этом. Самое главное – она открыла глаза, а это означало, что надежда была.

Я обратилась к маме:

– Ты можешь позвать сиделку? Надия не спит.

Мама торопливо вышла из палаты, а я погладила Надию по волосам, убрала их со лба.

– Как ты себя чувствуешь?

Она кивнула, и первыми ее словами были:

– Моя малышка?..

– Все хорошо, – ответила я. – Действительно хорошо. За ней отлично ухаживают в детском отделении. – Я помолчала. – Ты помнишь, что было?

Надия покачала головой. Появилась сиделка и проверила ее жизненно важные показания.

– Вчера утром тебе пришлось сделать кесарево, – объяснила я. – Все прошло нормально. Твоя дочурка просто чудо, Надия. Самая красивая в мире. Теперь тебе надо поправляться и набираться сил.

Тут в палату вошел Джекоб.

– Надия, – спросил он, подходя к ней. – Как ты себя чувствуешь? – Он достал из кармана халата маленький фонарик и посветил ей в глаза.

Она повернула голову и вопросительно посмотрела на меня.

– Где доктор Рейнолдс? – прошептала она.

Я покачала головой.

– Доктор Петерсон – твой хирург. Вчера он спас тебе жизнь, сделал все, включая кесарево. Так что он остается твоим доктором.

Она перевела взгляд на него:

– Спасибо.

Наши глаза встретились, и я могла лишь смотреть на него с мучительной смесью любви и боли.

– Спасибо, что вернул ее к жизни, – сказала я.

Джекоб просто кивнул, и я знала – он понимал, что творилось в моем сердце.

Иногда жизнь преподает нам уроки, которые полезно знать. Где и как бы мы ни росли, мы все равно не знаем, куда, в каком направлении нам расти, пока не встретим человека, в котором воплотились все черты, какими хотели бы обладать мы сами. Таких людей теперь называют ролевыми моделями. Героями. Менторами.

В Джекобе Петерсоне я увидела все это. Да, он спас на операционном столе жизнь моей сестры. Но при этом он спас и мою жизнь. С его помощью я обнаружила, на что способна, и это выходило за пределы морального долга делать правильные вещи, которому я следовала как робот. В моей душе что-то изменилось, ожило благодаря тому, что я испытывала к этому мужчине. И к своей сестре.

Через несколько часов после того, как Надия проснулась, я вышла из отделения интенсивной терапии и отправилась искать Джекоба в кардиологии. Дверь его кабинета была закрыта, и я спросила у регистраторши, могу ли я поговорить с ним.

– Я не по назначению, – объяснила я. – Мы с ним соседи.

– Ваша фамилия? – спросила она.

– Дайана Мур.

Она сняла трубку и позвонила ему.

– Пришла Дайана Мур и спрашивает, найдется ли у вас минута. – Она положила трубку. – Заходите.

– Спасибо.

В моем животе завязался нервный узел. Я чувствовала себя так, словно поднималась по крутым ступеням к виселице.

Я вошла в его ярко освещенный кабинет. Джекоб уже поднялся со стула и шел мне навстречу. Я закрыла дверь и замерла на месте.

Он остановился посредине кабинета и глядел на меня. С пониманием. Или с ужасом? В любом случае я чувствовала, что он уже знал, зачем я пришла.

– Это было трудно, – проговорил он.

Я молча кивнула, потому что не знала, найду ли подходящие слова. Я смогла лишь медленно идти к нему, обнять его за талию и прижаться щекой к его плечу. Закрыв глаза, я таяла в тепле его рук, заключивших меня в ласковое объятие.

Его ладонь гладила меня по голове, а я была невероятно рада, что он не торопил меня сказать то, ради чего я пришла.

– Я не хочу тебя потерять, – прошептала я после долгого молчания, и он поцеловал меня в макушку.

Наконец я собрала всю свою волю и сделала шаг назад. Его ладонь скользнула по моей руке, и мы переплели пальцы.

– Я хочу быть с тобой, но Надии ты нужен больше.

Мне было нелегко стоять перед ним, когда мне хотелось снова броситься в его объятия, страстно целовать его, пока не рухну от восторга. Мысленно я представляла картину: мы сидим с ним вдвоем на берегу озера возле его домика и ловим рыбу. Потом я лягу на дощатый настил, лицом к небу, и он подвинется ко мне и…Внезапно я захотела его с такой силой, что у меня закружилась голова.

Но мне нельзя было терять разум. Я должна была все ему объяснить.

– Помнишь, когда мы были вчера в детском отделении, я сказала, что хочу тебе о чем-то рассказать?

– Да, – ответил Джекоб.

Я тяжело вздохнула и замялась, не зная, с чего начать.

– У нас с Надией сложные отношения. Мы были порознь гораздо больше, чем вместе и…

Я опять замолкла, но потом нашла в себе силы продолжать.

– Ребенок, которому ты помог вчера родиться… Его отцом был тот мужчина, с которым я встречалась в Лос-Анджелесе. Когда я рассказала тебе, что застала его с другой женщиной, я не пояснила, что той женщиной была Надия.

Джекоб нахмурил брови и погладил пальцем мое запястье.

– Я не могла и подумать, что прощу ее, – призналась я. – Вот почему я переехала сюда с Западного побережья. Вероятно, я больше никогда бы с ней не увиделась, если бы не болезнь. И вот мы с ней кое-как общались все эти недели. Она уверена, что я помогаю ей только ради того, чтобы быть безукоризненной, а не потому, что волнуюсь за нее, доверяю ей и люблю.

– Ну, а ты? – спросил он. – Ты любишь ее?

– Да, – ответила я без колебаний. – Как я могу ее не любить? Она моя сестра-близнец, а эти узы… ну… на всю жизнь. Просто я не могла чувствовать это прежде, потому что злилась. Но теперь, увидев, как она чуть не умерла, я поняла, что любовь во мне сильнее, чем злость. Я не хочу ее терять, Джекоб, и, если ей спокойнее с тобой, я не хочу этому препятствовать. Она видела так мало хорошего в своей жизни, а у меня было так много…