Ольга Комарова - Грузия [Рассказы]

НИКОЛАЙ.Какое это слово?

ЖЕНЯ.Не заставляйте меня произносить его вслух, уж пожалуйста.

НИКОЛАЙ.Но ведь вам это нравится.

ЖЕНЯ.Что? Слово?

НИКОЛАЙ.Нет, ситуация.

ЖЕНЯ.До жути. Если бы Димка не покончил с собой, я стала бы гувернанткой у его детей когда-нибудь, когда он сделался бы хозяином.

НИКОЛАЙ.Буржуазный термин «хозяин» означает, как я понимаю, в данном случае патриарха, главу рода?

ЖЕНЯ.Да.

Она вскакивает с кресла и продолжает разговор, расхаживая по комнате и темпераментно жестикулируя.

ЖЕНЯ.Вот и Димка… Главной и определяющей характеристикой его личности была принадлежность… изначальная принадлежность к этому дому, внушительному, как египетская пирамида…

НИКОЛАЙ.Постойте. Вы сказали — «без трагедий». А его смерть — не трагедия?

ЖЕНЯ.Его смерть? Это — тьфу, ничего. А вот что за причуда была делать из семьи космос? Тем более что космос вы так удачно для себя подменили своими сказками, в которых, как я говорила, нет ничего, кроме нечеловеческого комфорта все тех же родовых отношений. Мальчик, изуродованный домашним уютом сильнее, чем падением с шестнадцатого этажа, — вот что такое ваш Димка, простите. Да покарает вас Бог за его счастливое детство.

Входит Ольга, которая слышала Женины последние слова. Она пытается схватить девушку за руки, но та вырывается и продолжает ходить по комнате.

ОЛЬГА.Женя, что вы такое говорите…

ЖЕНЯ.Патриархальная радость. Допотопная ясность. Отец — высший авторитет, он же изумительный сказочник. Волшебный дом, где существует только интерьер — и ничего снаружи. А теперь еще скажите мне, на ком бы он мог жениться, на собственной сестре, да?

НИКОЛАЙ.Погодите, Женя. Оля, как она там?

ОЛЬГА.Ничего, я отвела ее в спальню. Женя, а вы, значит, хотели за него замуж?

ЖЕНЯ.У меня и в мыслях такого не было. Стараниями вашего моралиста-супруга девушка, которая на что-то согласилась до свадьбы, для него просто шлюха, а уж та, у которой и до него были мужчины — вообще дрянь, ничто.

ОЛЬГА.Вас никто не заставлял соглашаться, вы уж извините.

ЖЕНЯ.Клянусь, я этого очень не хотела. На мой взгляд, быть проституткой меньший грех, чем стать пусть даже верной любовницей такого вот Димки. Но это было бы нечестно. Я ведь не была уже девицей к моменту нашего знакомства, и потом… Я выросла не в вашей семье и успела здорово устать, а с ним разве отдохнешь…

НИКОЛАЙ.Почему?

ЖЕНЯ.Потому что вы, Николай, не умерли в тот день, когда он достиг совершеннолетия.

НИКОЛАЙ.Что вы хотите этим сказать?

ЖЕНЯ.До самой вашей смерти он оставался бы всего лишь вашим ребенком, если б сам не умер.

ОЛЬГА.Вы серьезно считаете, что мы перед ним виноваты?

ЖЕНЯ.Я говорю, что он был еще не человек, а только наследник, то есть сын человека.

ОЛЬГА.Выходит, мы слишком хороши?

ЖЕНЯ.Вы ли хороши, я ли дурна, а только, Николай, пока вы живы — он дерьмо, это неизбежное следствие здешней очищенной от примесей патриархальности.

ОЛЬГА (хватаясь за спинку кресла, на котором сидит Николай). Что вы, Женя…

ЖЕНЯ.Кто я ему была? Судите сами. Так, любовница, чья роль в его судьбе весьма благородна, но — увы! — эпизодична, и тем не менее я не знаю, его я любила или эту вот бархатную гостиную.

НИКОЛАЙ.Женя, подойдите ко мне.

ЖЕНЯ (подходит к нему). Ну?

НИКОЛАЙ.Вы любили Дмитрия?

ЖЕНЯ.Я? А как вы считаете, можно ли любить совокупность прекрасных качеств? Вы ж писатель — и сами прекрасно понимаете, что, сколько ни складывай друг с другом определения, предмет из этой суммы никак не возникнет.

НИКОЛАЙ.Таким образом, для вас не имеет значения, он или не он?

ЖЕНЯ.Почти так.

НИКОЛАЙ.Тогда вы почти шлюха.

ЖЕНЯ.А это уж на вашей совести. И не надо, пожалуйста, играть словами. Я наигралась. Да, возможно, для меня это был именно разврат, хотя на самом деле — лишь момент воспитания наследника. С его стороны все было в порядке. А чтобы как-то оправдаться, я для виду приняла заданные вами условия — но мне пришлось сделаться полным ничем в надежде, что он почувствует себя хоть чем-то. Увы — все тщетно. Отец-сказочник — это на всю жизнь. Ваша власть оказалась сильнее моего вымученного ничтожества.

Ольга подает Николаю пепельницу, он выбивает трубку, потом берет в руки табакерку, открывает ее и снова закрывает.

ЖЕНЯ.Вот этого-то котенка вы и вышвырнули в Москву, в общежитие, чтоб он изучал германскую филологию. Господи — зачем? Да его из дома за хлебушком-то на соседнюю улицу отпускать было страшно, а вы заставили его самого за себя отвечать.

НИКОЛАЙ.Вот странно. Вы говорите о нем, как о ребенке, но ведь вы ровесники.

ОЛЬГА.А как вы думаете, он вас любил?

ЖЕНЯ.О да, как гимназист прачку, которая учит его всяким нежным премудростям.

ОЛЬГА.Господи…

ЖЕНЯ.Ольга, вы лучшая женщина на свете, я бы очень хотела, чтоб вы были моей матерью, но… вы не боитесь, что я соблазню вашего мужа?

НИКОЛАЙ.Женя, остановитесь, вы и так наговорили много лишнего.

ЖЕНЯ.А что? (Ольге.) Поймите, ведь он для меня гораздо больше, чем ваш сын, он же хозяин этого дома, а мне трудно и представить себе, как можно жить за его стенами — там, вокруг, ничего нет, есть только внутреннее пространство, созданное многолетними усилиями гениального строителя… или устроителя…

ОЛЬГА.Вы считаете, что он умер, потому что оказался физически оторванным от нашего дома? Потому что мы его, как вы выразились, вышвырнули?

НИКОЛАЙ.Нет, здесь обвинение посерьезнее.

ЖЕНЯ.Но ведь жизненная энергия с годами убывает. Потому что расходуется. А у него она расходовалась зря. Будучи по годам уже взрослым, он оставался недочеловеком, так как жив, здоров и молод еще его отец, единственный полноценный человек в этой семье, оккупировавший своей сверхполнотой сознание бедного дитяти.

НИКОЛАЙ.Мне кажется, вы не правы. И я, и моя жена всегда соблюдали дистанцию в отношениях с детьми и друг с другом.

ЖЕНЯ.Безусловно. На внешне-буржуазном уровне. Никакой такой излишней интимности вы не допускали, в том смысле, что у вас не разбрасывали где попало грязное белье, не переговаривались с тем, кто сидит в туалете, выходили к обеду, лишь приняв душ и переодевшись… Да боже мой, сколько раз вам повторять, мне бы тоже хотелось здесь родиться и воспитываться, но вот как же случилось, что он не выжил… не подождал…