Лия Флеминг - Девушка под сенью оливы [litres]

В ту же минуту к ней подскочила молодая женщина и помогла встать.

– Я узнала вас! Вы дочь Маркосов, медсестра.

Увидев страх на лице Йоланды, она приветливо улыбнулась.

– Не бойтесь! Я вас не выдам! Мне стыдно за наших! Ведь евреи были нам соседями, мы дружили со многими из них. Моя дочка сидит дома и обливается слезами. Горюет, что потеряла столько подружек. И ваши родители были замечательными людьми. Пройдемте в дом. Лучше не смотреть на все это. В ваших домах сейчас хозяйничает всякий сброд. Ищут сокровища! Ободрали все стены в поисках золота и драгоценных камней. Да будь у несчастных золото, стали бы они ютиться в таких домишках, правда ведь? Ой, вы такая бледная! Сейчас я принесу вам воды! Выпейте! Вам надо немедленно уходить отсюда! Если я вас узнала, то могут узнать и остальные. И не у всех хватит совести промолчать. Не приходите сюда больше. По крайней мере до тех пор, пока на острове остаются немцы.

Но Йоланда уже не слышала ее последних слов.

Ее с головой накрыла пронзительная боль. Такое чувство, что ее всю выворачивает наизнанку.

– Боже! – простонала она. – Неужели началось? Но ведь еще рано. Пожалуйста! Помогите мне! – взмолилась она, обращаясь к хозяйке, и в ту же минуту потеряла сознание.

Райнер Брехт, замерев по стойке «смирно» перед генералом, почтительно обратился к нему:

– Хочу просить вашего разрешения, герр генерал, отправиться добровольцем на фронт, – проговорил он ровным тоном, не отрывая взгляда от окна и глядя куда-то вдаль поверх письменного стола, за которым восседал его армейский начальник.

Генерал бросил на него изумленный взгляд.

– Почему именно сейчас, майор Брехт? Разве ваша карьера у нас развивается не столь успешно, как вам того бы хотелось? Или вы устали от моря и солнца?

– Мне кажется, я принесу родине больше пользы, находясь там, где труднее всего. – Голос Райнера звучал безжизненно, и взгляд его был все таким же отрешенным. Рациональных объяснений своему поступку он не находил. Знал лишь одно: свою попранную честь он сможет восстановить лишь на настоящем театре боевых действий.

– Странно, очень странно! – вполголоса пробормотал генерал. – Надеюсь, это никоим образом не связано с депортацией евреев? Мне говорили, что вы назвали эту акцию безнравственной. Позвольте заметить вам, молодой человек, не всегда разумно прилюдно озвучивать свои чувства. У вас хороший послужной список, вас уважают подчиненные. Вы подаете прекрасный пример младшим по званию. Нет, вы нужны мне здесь!

– Насколько мне известно, наши несут огромные потери на всех фронтах. Следовательно, нужны свежие силы. Я готов служить где угодно, но только в действующей армии. Мне кажется, что мое пребывание на этом благодатном острове, под солнцем, у теплого моря, несколько подзатянулось. Хочу на фронт.

– То есть вознамерились латать прорехи? Ну-ну! Предпочитаете Восточный фронт или лучше Франция? При всем моем удивлении, отдаю должное вашей храбрости. Знаете ли, защитить все то, что мы завоевали, будет непросто. Пока никто не знает, чем все это может закончиться. Отправляйтесь пока в Афины, а там подумаем, куда и как вас определить. Мы доставим вас на материк самолетом.

– Тогда лучше морем! Я в свое время прибыл на Крит именно самолетом. Теперь хочу опробовать другой вид транспорта. На прощание, так сказать.

– Морские путешествия сегодня сопряжены с большим риском. Британские и итальянские подлодки шныряют вокруг острова день и ночь. Но если вы так настаиваете, то я не буду возражать. Мне искренне жаль, что вы покидаете нас.

– Благодарю вас, мой генерал! – отсалютовал ему Райнер. На душе у него стало легче. Прочь с этого проклятого острова! Пусть фронт! Пусть самое пекло! Пусть верная смерть, но ни минуты больше под этими полуденными небесами цвета лазури.

– Ты хочешь сказать, что ресторан, в котором мы вчера ужинали, построен как раз на том самом месте? – разволновалась Лоис, схватив меня за руку. – Но я понятия не имела! Бабушка никогда не рассказывала мне об этом.

– Моя дорогая сестра Эффи просто ничего не знала. Я никому не рассказывала. Вам – первым. После войны люди хотели забыть обо всем, что с ней было связано. Кому нужны были разговоры о всяких ужасах? Людям хотелось просто жить и не думать о том, что пришлось перенести. Сразу после рождения твоей матери Эвадна и Уолтер снова уехали за границу. Зандер вернулся с фронта, такая удача, почти целым. И мы выбросили из головы все наши мрачные воспоминания. Пожалуй, единственный, с кем я могла бы поделиться пережитым, был мой отец, но он, к несчастью, умер. А мама со мной даже не разговаривала. Вот так все было. Хорошо это или плохо – вопрос другой. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что делать вид, будто бы ничего не было, – не лучший способ избавиться от ужасов прошлого. Сказать честно, я и сама не понимаю, как я тогда выжила.

– А твоя подруга? Она осталась в живых?

– Нет. Исчезла бесследно, как и многие другие евреи. Греция – это вообще отдельная тема. После войны там началось затяжное противостояние, вылившееся в конце концов в самую настоящую гражданскую войну. После войны я пыталась разыскать Йоланду, узнать хоть что-то о ее судьбе, писала людям, с которыми она зналась, – все было напрасным. Однако коль скоро я снова оказалась на Крите, то, конечно, постараюсь навести справки. Хочу отдать дань ее светлой памяти.

– А мы вам поможем, – немедленно вызвался Мак. – Будем ходить везде вместо вас. Знаете, мой отец тоже не любил говорить о войне. Он вернулся домой и попытался зажить прежней, довоенной жизнью. К сожалению, брак его распался, и через какое-то время он женился вторично. Можно сказать, что я поскребыш, дитя его преклонных лет.

– Что ж, на сегодня мрачных воспоминаний достаточно, – подвела я черту под прошлым. – Завтра мемориальные торжества, а потому давайте весь сегодняшний день проведем как самые обычные туристы. Будем отдыхать, развлекаться, наслаждаться жизнью. Есть свежие идеи, Мак?

– Знаю одно прекрасное местечко! Там полно ресторанов и магазинов на любой вкус. Предлагаю наведаться в Ретимно. Не возражаете?

Я молча кивнула в знак согласия. Не хотелось остужать его энтузиазм. Этот прелестный городок я в свое время увидела сквозь просветы в закрытом грузовике, когда нас увозили из Ханьи. Однако хватит об этом! Сегодня мы просто отдыхаем. Но куда мне деться от всех тех ужасов, которыми полнились мои последние дни на Крите? Такое невозможно забыть, а вот досаждать молодым грузом своих малоприятных воспоминаний, пожалуй, не стоит. Кажется, меня ждет еще одна страшная ночь, и прежние кошмары снова будут терзать мое воспаленное воображение.