Лия Флеминг - Девушка под сенью оливы [litres]

– Ты единственное, что у них есть. Неудивительно, что они так боятся потерять тебя! – задумчиво обронила Пенни, понимая, что подруга ждет от нее совсем других слов.

– Конечно! Но посмотри, какое время на дворе! Кто знает, что с нами будет завтра? Я хочу жить своей жизнью! Понимаешь?

В темных глазах Йоланды зажглась такая страсть, что Пенни невольно позавидовала ей. В ее чувствах к Брюсу уже давно не осталось ничего от того страстного влечения, которое она испытывала к нему когда-то. Было лишь беспокойство за его судьбу и желание узнать, где он и что с ним. Страница жизни, связанная с былыми любовными переживаниями, была окончательно перевернута. Да и сил для романтических увлечений у нее больше не осталось.

Она поделилась с подругой своими планами уйти из монастыря.

– Знаешь, я, наверное, сумасшедшая, но я просто задыхаюсь от этой размеренно-спокойной жизни в обители. Мне не хватает риска, постоянного чувства опасности, всего того, что мы с тобой изведали, когда работали в полевом госпитале. Не поверишь, но порой я даже скучаю о том времени, которое провела в пещерах вместе с ранеными. Скучаю по врачам и санитарам, с которыми работала. По своим больным! Я знаю, что тогда я занималась настоящим делом и приносила пользу. А в монастыре я чувствую себя бессловесной мумией. И пользы от меня там – ноль!

Пенни подробно, ничего не скрывая, поведала подруге, что именно толкнуло ее на такой странный шаг, как искать прибежища в монастыре. Когда немецкий капитан стал проявлять к ней повышенный интерес, она поняла, что спастись от него сможет только там, за стенами католической обители.

– Мне кажется, он догадывался, что я не гречанка, но молчал как рыба! Надеюсь, он уже покинул Крит.

– Это тот офицер, с которым ты ехала в машине? У него ужасный вид! Впрочем, все нацисты выглядят ужасно.

– Да! Он и меня пугает! Не хочу даже думать о нем! Ах, как же я рада, что мы снова вместе! Однако мне пора возвращаться!

– Побудь еще хоть немножко! – стала упрашивать ее Йоланда.

– Не могу. Я обещала. Сестра Ириния будет ждать меня на площади. Пойду попрощаюсь с твоими, и в путь!

Йоланда вышла проводить подругу на улицу.

– Знаешь, а я ведь когда-то пообещала Брюсу, что в случае чего уйду в горы! – неожиданно для себя самой выпалила Пенни. – Уверена, там бы я пригодилась! Но у меня нет ни документов, ни провожатого, который взялся бы отвести меня в горы. Конечно, можно попробовать и самой. Но в деревнях любой незнакомый человек сразу же бросается в глаза. Да у меня и карты даже нет, не знаю, куда идти.

– Хочешь, я поговорю о тебе с Андреасом? Вдруг у него появятся конкретные идеи на твой счет.

– А еще Брюс сказал мне, чтобы я обязательно перекрасила волосы. А я даже не знаю, как это делается.

– О, покраску волос предоставь мне. Когда придешь к нам в следующий раз, я из тебя моментально сделаю жгучую брюнетку.

Они подошли к бухте и остановились на берегу.

– Завидую я тебе, Пенни! – вздохнула Йоланда. – Ты свободна в своем выборе. Не то что я.

Пенни с сомнением покачала в ответ головой:

– Не завидуй. Свобода – это еще не все. Зато рядом с тобой – любящая семья, родные, близкие. А главное, у тебя есть любовь. Вот и посуди сама, кто из нас двоих на сегодняшний день богаче.

Рынок постепенно пустел. Откуда-то из-за углов на свет божий повылазили бродячие собаки. Они стали методично, ряд за рядом, прочесывать базар в поисках лакомых кусочков из обрези и косточек, ненароком упавших на землю. Погруженная в свои воспоминания о том последнем ужине в доме Йоланды, я совсем позабыла о времени. Ах, каким счастьем стало для меня обретение подруги в то кошмарное лето! Можно сказать, именно она не дала мне тогда сойти с ума. Война – всегда разлучница! Она разъединяет близких людей, друзей, целые семьи, вырывает детей из объятий материй, от жен отнимает мужей и навсегда разлучает влюбленных.

В то страшное время каждый спасался как мог. Одни уходили в горы, искали укрытия в пещерах, превращали их, подобно животным, в свои норы, в свои жилища, защищавшие их от холода зимой и от изнуряющего зноя летом. Другие, как семья Маркосов, искали спасения в катакомбах, в подвалах, в подземельях. Но главное – чтобы все вместе, так они думали…

– Тетя, ты рада, что снова приехала на Крит? – прервала Лоис ход моих невеселых мыслей.

– А это правда, что ты была монахиней? – подал голос Алекс и окинул меня внимательным взглядом.

– Вот и Йоланда когда-то спрашивала меня о том же! – ответила я, все еще пребывая в плену у прошлого.

– А ты познакомишь нас с ней?

– Нет.

– А почему?

– Давай больше не будем портить такой чудесный день всякими невеселыми воспоминаниями о прошлом, ладно? – сказала я ребенку. – И вообще, не пора ли нам домой, а?

Такси везло Райнера по старой дороге на Ираклион. Дорога то петляла среди гор, то шла вверх, то бежала вниз, устремляясь к равнине Аскифу. Современное шоссе, не имеющее ничего общего с теми горными тропами и руслами пересохших рек, по которым когда-то приходилось карабкаться наверх их карательным экспедициям.

– Вам нужно обязательно посетить мемориальный музей в горах! – посоветовали ему в отеле. – Второго такого музея нет на всем Крите.

И вот они свернули на проселочную дорогу, ведущую к деревне Карес, а Райнер с недоумением подумал, что и сам не может толком объяснить, зачем он тащится в этот музей. Музей, впрочем, действительно оказался по-своему уникальным. Груды ржавой военной техники возле входа в старый дом. Навстречу им вышел мужчина в черной рубашке и галифе и, представившись Георгосом Атзидакисом, сказал, что именно он является владельцем всей этой внушительной коллекции военной техники и оружия.

Все внутреннее пространство дома тоже было заполнено экспонатами: плакаты, полевые винтовки, которых Райнер не видел уже лет шестьдесят, радиопередатчики, шлемы, каски, револьверы, медицинские инструменты. По словам Георгоса, коллекцию он начал собирать еще десятилетним мальчишкой в 1941 году, когда битва за Крит докатилась и до дверей родительского дома.

Он видел все: как отступали англичане, как немцы преследовали их, а потом по одному вылавливали тех, кто не успел эвакуироваться вместе с основными силами. Кого-то добивали, кого-то брали в плен.

– Мы видел всё своими глазами, – сообщил он на ломаном английском языке супружеской чете из Великобритании. И с гордостью добавил: – Музей заменил мне семью. Здесь у меня, как в доброй семье, любимчиков нет: все равны.