Татьяна Веденская - Вторая половина Королевы

Это было по-странному приятно, стоять неподалеку от мерцающего огня, смотреть на эти вечно пляшущие лепестки огненного цвета, слышать шум голосов, приглушенный смех, хлопанье дверей. Кто-то налил мне глинтвейна из котла прямо в Машкин термос для чая. Людей было много, и я знала лично далеко не всех, но все же многих. Потом Машка сказала, что видела моего Малдера внутри, и мы пошли в деревянный дом, где в зале людей было еще больше – настоящее вавилонское столпотворение. Он там был, стоял у противоположной стены с Черной Королевой. Кто бы сомневался. Затем он отошел, взял два бокала с вином и вернулся. Я держалась за свой термос с глинтвейном, как за спасательный круг, так что костяшки побелели. Я просто стояла и смотрела на них из своего укрытия. Они отлично смотрелись вместе.

– И как ты это терпишь? – спросила наконец меня Машка, глядя на то, как я рассматриваю своего бойфренда и начальницу. – Хочешь сказать, это может кончиться чем-то хорошим?

– Смотря для кого, – пожала плечами я, отхлебнув прилично из своего термоса. – Слышала про Эйнштейна, а? Это такой чувак, который придумал теорию относительности. И наблюдателей. В зависимости от того, где стоит наблюдатель и каков он, будут меняться и вещи. Даже законы природы непостоянны.

– Бла-бла-бла, все в мире относительно. Но твоего мужика у тебя уведут. Смотри, как она улыбается. Нужно идти туда и заявить о своих правах.

– Нужно идти… куда подальше, – согласилась я, развернулась и вышла из комнаты обратно на улицу, к костру. Я начала скучать по Сашке Гусеву и по временам, когда думала, что влюблена в него. Это было так спокойно, так безопасно – любить кого-то на расстоянии, особенно того, кто тебе почти безразличен, но при этом вполне приятен. Я вдруг испытала острое желание ударить по волану – мы с Сашкой пару раз в неделю ездили, играли в бадминтон, но в последнее время на тренировки почти не было времени. Вот чего мне сейчас не хватало – ударить по чему-то со всего размаха, чтобы почувствовать инерцию удара всей рукой.

– Значит, будешь просто пить и ничего не делать? – Машка нашла меня и посмотрела с укором.

– Я подумываю об этом, – честно призналась я.

– Вероятно, ей он даже не нужен. Возможно, если Черная Королева узнает, что он – твой, она его просто отпустит.

– А я поймаю и понесу на руках к себе в номер? Ты это хочешь мне предложить? Жить, радуясь, что мой мужчина был отпущен на свободу с чистой совестью?

– А ты, значит, гордая? Хочешь ставить эксперимент на тему «достаточно ли крепка наша любовь»?

– Знаешь, Машка, что прекрасного в экспериментах? Это то, что в них отрицательный результат – тоже результат.

– А как ты сама потом ему объяснишь, что приехала сюда и даже не подошла к нему?

– Что я была слишком занята построением корпорации будущего, – хмыкнула я. – Что осознала и поняла все, чем он мне вчера сносил мозг, и хочу перетаскивать эту дебильную эстафету, прыгать на надувном батуте.

– Ромашина? – услышала я голос из толпы. – Фаина? Ты как тут оказалась? – на меня смотрела Черная Королева, смотрела и улыбалась мне, как родной. Так, словно была в самом деле рада меня увидеть. Я отметила про себя, что никогда еще Оксана Павловна не обращалась ко мне на «ты». Неформальная обстановка давит.

– Я… вот, решила в последний момент. Машка уговорила. Все-таки общее дело… – Я мямлила и мямлила, а потом поняла, что Черной Королеве глубоко наплевать на то, что я говорю. Она мне рада.

– Что ты пьешь? Только не говори, что эту муть из горшка! – воскликнула она. – Пойдем со мной.

– Не из горшка, а из котла, – возразила я.

– Тебя разместили? Ты в каком номере?

– Не знаю. – Я не представляла, как реагировать на то, что Черная Королева ухватила меня за запястье и тащит за собой в зал. – На самом деле я просто заехала повидаться. Меня же не внесли в список, так что места мне нет. Нужно будет уезжать. Или у Машки остановлюсь.

– Не говори ерунды, мы сейчас все решим. Брось эту гадость и пойдем со мной, я знаю, где тут наливают вполне неплохое вино.

– Это только для начальства, наверное.

– Ты что? – Оксана Павловна повернулась ко мне и рассмеялась. – Сегодня у нас начальства нет. Мы же на тимбилдинге. У нас тут демократия и равенство.

– Оксана Павловна, вы думаете, демократию можно включить и выключить, как стиральную машину?

– Ох, я к тебе на «ты» перешла, да? Не заметила. – И она снова рассмеялась. Я подумала – да я ее еще ни разу не видела в таком хорошем настроении. Она выглядит… почти счастливой. Такой, что хочется ее треснуть чем-нибудь тяжелым. Или высыпать ей за шиворот тазик со льдом.

– Ничего страшного, Оксана Павловна, – ответила я все тем же – вот негодяйка – официальным и сухим тоном. Но Черная Королева этого даже не заметила. Вот чего с людьми красное вино делает и теплый летний вечер. Моя начальница, демонстрируя неожиданно доброе и дружеское расположение, тащила меня под белы руки туда, где в темноте, при свете множества неярких светильников, исполнял свои должностные обязанности мужчина моей мечты. Я не знала, как этому противостоять. Я вообще-то не сильна в противостояниях. Сначала Игорь мой Вячеславович нас не замечал, он был занят, погружен в беседу с каким-то длинным, худощавым мужчиной в джинсах и темной хлопковой водолазке. Однако затем громкий королевский смех привлек его внимание, он бросил взгляд на Королеву и улыбнулся. Черт! Помахал рукой. Потом заметил меня и застыл, маска доброжелательности сменилась на что-то другое, непереводимое. Но Оксана Павловна ничего не заметила, она помахала в ответ.

– Смотрите, кого все-таки прибило приливом! – смеясь, громко сказала она, обращаясь к Игорю. – Вы, наверное, не помните, но это тоже ваша клиентка – в прошлом. Фаина Ромашина собственной персоной, наш самый гениальный программист.

– Отчего же не помню, – сощурился Игорь. – Припоминаю. Вроде бы Фаина Павловна не жаловала подобные мероприятия.

– Не жаловала – не то слово. Она буквально устроила DOS-атаку, чтобы не ехать сюда. Представьте себе мое удивление, когда я наткнулась на нее, мирно потягивающую этот самодельный глинтвейн из горшка.

– Из котла, – снова поправила ее я, пытаясь сдержаться и не испепелиться под прожигающим взглядом Игоря.

– Что же привело вас к нам? – спросил меня тот, второй, худощавый, поворачиваясь. Я вроде бы не видела его раньше, но его лицо казалось смутно знакомым. Мужчина не был красавцем, но обладал странной, своеобразной харизмой, он притягивал взгляд и заставлял чувствовать себя немного неуютно, как на приеме у врача. Он обладал внешностью, которую сложно забыть. Крупные черты лица, большие, широкие губы, крупные зубы, делавшие его улыбку хищной. Главная деталь – выразительные, по-анимешному большие голубые глаза, настоящего цвета летнего неба. Красивейший оттенок. У моей сестры Лизаветы почти такой же. От ее глаз мужчины сходили с ума сразу и навсегда. С ее глазами можно было заполучить хоть Брэда Питта, если он был бы ей нужен. Но Лизавета не захотела Брэда, ей полюбился Сережа.