Татьяна Веденская - Вторая половина Королевы

– Возможно, даже стеклянные, – добавила я. – Сейчас, я смотрю, вообще мода пошла на моноотделку. То все из дерева, с ног до головы, то из стекла.

– Что, тоже произвел впечатление мой столик? – ехидно подмигнула Оксана. – Такие столы всегда и всех нервируют, для этого и покупаются. Люди вообще ненавидят пространства без ограничений, без стен и дверей. Нам нужно, чтобы было то пусто, то густо. Чтобы ощущать размер пространства, нужно видеть, где начало, а где конец. Поэтому нас так пугает космос, что нет там ни конца, ни начала.

– В настоящий момент над этим тезисом, между прочим, как раз работают. Говорят, есть у нас и начало, и конец. Что наша вселенная – это воздушный шар, по поверхности которого скользит наш трехмерный мир. А внутри и снаружи шара – другие измерения. Причем из одного в другое можно перейти так, чтоб не повредить шар. Но – только если ты рубишь фишку, если ты – крокодил Тессеракт, который пожирает себя и тут же идет дальше, целый и невредимый.

– Крокодил Тессеракт – это хорошо. Но что делать с людьми? Мы сами себя, если пожрем, уже никуда не дойдем. Для нас и трех-то измерений много, не согласна?

– Нам измерения – не помеха, просто мы их не можем никак ощутить, так как нас на следующее измерение наматывает лентой Мебиуса, как грязь на гусеницу трактора. Мы не можем заметить перехода, ибо у нас данных мало. Там, где предположительно находится точка перехода, уже не может быть ни времени, ни пространства, ни наблюдателей, ни Рыцарей, ни Лжецов. Появление наблюдателя там меняет контур границы шара. Только мысль может проникнуть туда безнаказанно, да и то это пока только предположение, – добавила я и загрустила, ибо размышления о нелинейности пространства-времени всегда вызывали у меня тоску, ностальгию и желание поесть.

– Вау! – пробормотала Оксана. – Ты сейчас говоришь, совсем как один мой… скажем так, хороший знакомый.

– Знакомый? – прищурилась я, подумав, что единственным человеком, с которым я лично разговаривала о Тессеракте, был Игорь, мать его, Вячеславович Апрель. Она что, о нем говорит?

– Ну, не знакомый. Мужчина, к которому я была в некотором роде неравнодушна, – согласилась Оксана.

– Была? Больше нет? – тут же поинтересовалась я.

– Я не знаю, – Оксана нахмурилась. – Честно, не знаю. Не важно. Ты просто напомнила мне о нем. Он тоже любит смотреть на звезды и говорить о том, что никогда и никак не влияет на нашу жизнь. Нет, я ничего не говорю, он очень умный, а разговоры эти заставляют нас чувствовать себя бессмертными, по крайней мере на некоторое время.

– Почувствовать бесконечность – это уже немного сумасшествие, не считаешь? Мой молодой человек в этом уверен.

– Мой знакомый, напротив, считает, что я слишком приземленная, рациональная и расчетливая. И самое обидное, то, что он говорит, часто оказывается правдой.

– Ты так расчетлива? – хмыкнула я, вытягивая ступни на манер, как это делают балерины.

– Я рациональна, но я не считаю, что это плохо, – ответила Оксана.

– Больше всего бесит, когда твой мужчина оказывается прав, а ты нет.

– Хуже этого нет ничего, правда? – рассмеялась она.

– Мой лично считает, что он всегда прав. Он говорит: «Если я не прав, я всегда готов признать свою неправоту». А еще – что он всегда готов к диалогу. Только ни черта он не готов. Привык, чтобы все было так, как он хочет. И его главный аргумент – что он хочет ровно тех вещей, что положено хотеть в нашем возрасте, поэтому я должна хотеть того же.

– Квартиру в ипотеку? – прыснула Оксана. Я кивнула.

– И вообще, меня бесит тот факт, что все, что он делает и желает, – нормально.

– Да ладно тебе. Кто вообще сказал, что такое – норма? – кивнула Оксана.

– Мой уверен, что все знает про все нормы и про все отклонения. И что он открыт к диалогу! – повторила я. – Боже мой, какое счастье на меня свалилось. Он открыт к диалогу.

– Взять хотя бы счастье, – зло добавила Оксана. – Кто сказал, что счастье – это обязательно влюбиться в кого-то на улице и тут же уйти в закат? И вся эта чушь про вторые половинки? Ну да, допустим, почувствовала ты нечто . И вот сердце бьется, глаза горят, и вы держитесь за руки и говорите часами обо всем на свете, и вам не становится скучно. Нет, вы не одинаковые, у вас разные вкусы, разные представления о жизни, образование опять же. Профессии разные. Но вам хорошо вместе, и даже больше – вам интересно вместе и не скучно. Что это значит? Что у вас есть шанс. Но это не утверждает, что все сложится. Что обстоятельства не могут обернуться против вас. И что потом? Неужели кто-то всерьез считает, что такой шанс дается только один раз за жизнь? Не стоит обольщаться, такая концепция даже статистически неверна. В мире еще много мужчин такого же возраста, примерно такого же воспитания и представлений о жизни. Не стоит биться намертво за отношения, ради которых придется жертвовать всем, что дорого. Понимаешь? Это повторится, да? Такое еще случится, ведь да?

Оксана смотрела на меня, как будто я была спасателем, и она ждала, барахтаясь в ледяной воде, что я брошу ей спасательный круг. Я не понимала, о чем она говорит. Не понимала в целом и не понимала отдельные предложения. Я только знала, что все это – вряд ли она говорила о моем Апреле. Либо если она говорила о нем, то за последнюю пару недель они продвинулись в отношениях настолько несоизмеримо далеко, что все это выглядит как фарс.

– Может быть, случится. Смотря что. Со мной в жизни если что и повторяется, то только проблемы, – пробормотала я. Оксана отвернулась и вздохнула. Я поняла, что сказала не то, что она ждала от меня услышать. Мне захотелось крикнуть: «Эй, алло! Я понятия не имею, чего ты от меня ждешь!» Вместо этого я сказала зачем-то, что все-таки не люблю стеклянные столы, потому что через них видны ноги, а это, по моему взгляду, тоже почти извращение. Оксана повернулась ко мне и долго пристально разглядывала меня почти тем же самым взглядом, которым на меня воздействует Малдер, когда уверен, что прав.

– Так уж мы устроены с древнейших времен, – развела руками она, прервав паузу. – Человечество вышло из пещер, но так и не избавилось от искренней к ним привязанности.

– Мне кажется, что оно на самом деле никуда особенно и не вышло, – возразила я, вытягиваясь в полный рост на диване. Чай почти остыл, но я все держала чашку в руке, мне нравилось так лежать – уютно, по-домашнему. Кажется, уже было очень поздно, но сна не было ни в одном глазу.

– Считаешь, этот дом похож на пещеру? – покачала головой Оксана. – Если только на крайне комфортабельную.

– Считаю, что просто сами пещеры модифицировались и приводились в соответствие с вечно меняющимися ГОСТами. Что мы, если не куча первобытных людей, забившаяся в свои уютненькие, малогабаритные пещеры? Да, раньше мы искали расщелины в скалах, а теперь мы научились сами возводить скалы. Где у нас сегодня самая высокая скала? Кажется, в Дубае? Твоя семья, наверное, тут же дала бы ответ на этот вопрос. Слушай, у тебя ничего тут нет пожрать? Честно говоря, не глинтвейном единым…