Юрий Козлов - Белая буква

— Чем обязан, милостивые государи? — хрипло каркнул Объемов из кровати, подбадриваемый тычками Каролины.

— Проверка документов, — мимолетно мазнул в воздухе красным удостоверением бородач. — Здание блокировано. Есть сведения, что в гостиницу проникла группа террористов. Производится осмотр помещений. Тепловизор показал, что в номере находятся три человека. Террористы могли захватить заложников. Действовать пришлось быстро. Так что не обессудьте.

Спецназовец тем временем осмотрел туалет, заглянул в шкаф, за портьеры, даже, крякнув и переломившись в доспехах, сунулся под кровать. Разогнувшись, доложил:

— Чисто!

— Свободен, — сказал борода.

— Руки на одеяло, урод! — вдруг заорал спецназовец, натренированным глазом отследив невидимую пододеяльную возню с трусами.

— Ай! — взвизгнула Олеся. — Я описалась!

Борода, пропустив мимо ушей не понравившуюся Объемову новость, основательно устроился в кресле возле журнального столика, смачно шлепнув по стеклу папкой с бумагами.

— Я могу одеться? — поинтересовался Объемов.

В трусах он почувствовал себя увереннее. В голове даже зашевелились забавные мысли о нарушении прав человека и каком-то ордере, который будто бы кто-то должен был ему предъявить.

— Отдыхайте, товарищ, — с отвращением посмотрел на него борода. — После проверки вас переселят в другой номер и вы… сможете продолжить. Где ваш паспорт?

— В куртке, если я не ошибаюсь, во внутреннем кармане, — потянулся к стулу Объемов.

Закончивший осмотр его сумки оператор (одной рукой он брезгливо перебирал застиранные носки и футболки, другой зачем-то снимал это на видеокамеру) его опередил, прохлопал куртку свободной ладонью, выложил из кармана все, что там было, на стол. Неужели, зауважал оператора Объемов, решил документально — для истории! — запечатлеть нищету русского писателя? Или, мелькнула другая мысль, его морально-нравственное падение? Сразу вспомнились благообразный, седой, аскетично худощавый (наверное, соблюдал все православные посты) министр юстиции Ковалев, гонявший в бассейне голых девиц, и упитанный прокурор Скуратов, бессильно (несмотря на старания других — сухопутных — тружениц сферы сексуальных услуг) раскинувшийся на широкой кровати в похожем гостиничном номере. И пусть, злобно подумал Объемов, пусть покажут по телевизору — хоть кто-то узнает о моем существовании! Только ведь не покажут…

— Паспорт, удостоверение секретаря Союза писателей России, социальная карта москвича, пенсионная книжка, приглашение от министра культуры Белоруссии на научно-практическую конференцию по современному состоянию русского литературного языка, — перечислил извлеченные документы борода.

— Мой доклад открывает конференцию, — с достоинством добавил Объемов.

Борода неторопливо перелистал — не пропустил ни одной страницы! — одновременно проверяя на плотность, паспорт, отложил его в сторону. Прочие документы не вызвали у него большого интереса, а на красно-клеенчатое, с торчащим, как копье, пером (Объемов писал таким, обмакивая его в чернильницу, полвека назад в школе), заполненное от руки удостоверение секретаря Союза писателей России с расплывшейся фиолетовой печатью вообще посмотрел с недоумением. Зато обратил внимание на привезенные в надежде подарить их уважаемым людям, допустим белорусским издателям, литературоведам, а еще лучше профильным чиновникам, книги. Особенно долго он изучал издание, обложку которого украшала фотография свирепо оскалившегося, бритого наголо Объемова в черной, с черепом и скрещенными костями, косынке на голове. На ней настоял художник издательства, уверенный, что это положительно скажется на продажах. «Агрессия и мужество, — помнится, заявил он, — это то, чего смертельно не хватает русскому читателю. Если нет в тексте, так пусть хоть будет на фотографии». Вдоволь налюбовавшись на агрессивного и мужественного Объемова, постранично протрусив книги за растопыренные обложки, борода переключился на Каролину.

Фотограф, порывшись в ее сумке (Объемов и не заметил, что она пришла с сумкой), протянул бороде паспорт.

— Грибоедова Анна Дмитриевна, — произнес тот, сверился с какой-то бумагой. — Доктор искусствоведения, ведущий специалист Российского государственного института архитектуры и дизайна по ландшафтам восточноевропейских усадеб XVII—XIX веков. Вы, как я понимаю, тоже приехали на конференцию?

— И уже об этом сожалею! — раздраженно отозвалась с кровати Каролина нервно-интеллигентным голосом, каким прежде, во всяком случае с Объемовым, не разговаривала. — Вы так встречаете в Белоруссии всех гостей или только тех, кто из России?

— Объясните свое присутствие в номере господина Объемова, — вежливо попросил борода.

— И не подумаю, — надменно ответила Каролина, она же, как только что выяснилось, Грибоедова Анна Дмитриевна, о чем уведомил Объемова очередной пододеяльный кулачный тычок в бок. — Я не обязана обсуждать с вами, уважаемый… не знаю вашего имени-отчества и звания, свою личную жизнь. Василий Тимофеевич Объемов — мой старый и добрый знакомый. В отчете можете написать: «Присутствие в номере объяснила необходимостью согласования позиции российской делегации по итоговой резолюции конференции».

— Давно носите парик, Анна Дмитриевна? — поинтересовался борода.

Похоже, ему было плевать на многолетнее доброе знакомство доктора искусствоведения и секретаря Союза писателей.

— После второго курса химиотерапии. Тогда же мне пришлось обменять паспорт. Видите ли, болезнь вносит некоторые изменения во внешность человека.

— А предполагаемая близость смерти раскрепощает в желаниях, — продолжил борода. — Не сомневаюсь, вы победите болезнь, Анна Дмитриевна. Энергии, желания полноценно, по-молодому жить в вас хоть отбавляй. К тому же современная медицина творит чудеса.

— Где-то, — мрачно уточнила, поправив очки, Каролина, — только не в России.

— Мы осмотрели ваш номер на… пятом, кажется, этаже. Можете возвращаться. Если, конечно, захотите.

Борода поднялся из-за стола.

— Я знаю эту лярву! — вдруг подал голос спецназовец, указав на Олесю. — Работает по вызову. Приезжает с Украины. У нее месяца два назад был привод, расцарапала морду клиенту из Ставрополя. Мужик пригнал в Лиду вагон шерсти, а она…

— Не надо ля-ля! Он забрал заявление.

— Паспорт, — потребовал борода.

— В плаще, — кивнула на ворох одежды на полу Олеся.

Фотограф нагнулся, извлек, порывшись в косметичке, синий, с трезубцем (или пикирующим соколом — и такое объяснение национального символа приходилось слышать от знакомых украинцев) паспорт.

— Что вы здесь делаете… в два часа ночи, Олеся Андрiпвна? — поинтересовался, взглянув на часы, борода.