Горан Петрович - Сеансы одновременного чтения

Около трех часов, закончив последнюю статью, что-то насчет корпоративного туризма, молодой человек натянул куртку и упаковал книги в спортивную сумку. В редакции журнала не было ни орфографического, ни толкового словаря, так необходимых каждому редактору. Внимательный даже к малейшим отступлениям от нормы, Адам был вынужден постоянно таскать все эти килограммы на себе, поскольку во второй половине дня его «помещение общего назначения» использовали уборщицы, а по ночам здесь дремал старик-сторож.

Свод ноябрьского неба сгустил свой цвет до чернильного черно-синего, грозившего началом дождя. Шагая по площади Теразие в направлении крошечной квартирки, которую он снимал на мансардном этаже в нижней части крутой Балканской улицы, он вспомнил загадочного человека и, резко изменив планы, втиснулся в битком набитый автобус с тем, чтобы попасть к Национальной библиотеке. Адам решил посмотреть там, кто же этот господин Анастас С. Браница, автор настолько ценной книги, что владелец переплел ее в драгоценную сафьяновую кожу. Там, в Национальной, работал его приятель Стеван Кусмук, большой умница, который, в срок закончив университет и не привыкнув сидеть без дела, согласился поработать на общественных началах в главном читальном зале. К счастью, читателей в тот день было не много, и друг имел возможность подключиться к почти двухчасовым поискам в каталогах, библиографических и энциклопедических словарях и справочниках. Никакого Браницы нигде не было.

— А ты уверен, что его зовут именно так? Странно, если он когда-нибудь хоть что-либо опубликовал, то где-нибудь здесь это должно быть зафиксировано… — уже позже, в библиотечном буфете морщил лоб Кусмук, не терпевший недоразумений такого рода. На факультете он был известен тем, что в курсовых и семинарских работах приводил такое огромное количество ссылок, что их объем зачастую превышал сам текст.

— Да, то есть, вероятно, значит, придется мне проверить… — ответил Адам, не хотевший раскрывать причину своего интереса, и, уже собравшись уходить, вдруг заметил хорошенькую девушку в шляпке колоколом, которая из читального зала направлялась прямо к ним в буфет, должно быть, для того, чтобы, как и они, взбодриться чашкой кофе или чая.

— Скажи-ка, а какие книги она взяла? — спросил он Стевана, взглядом продолжая следить за девушкой и нисколько не сомневаясь, что друг запомнил это, разумеется, если девушка именно ему отдавала требование с вписанными в него книгами, которые следовало принести из хранения.

— «Энциклопедический английско-сербско-хорватский словарь» Светомира Ристича, Живоина Симича и Владете Поповича, первый том, от «А» до «М» включительно, репринтное издание издательства «Просвета», Белград, 1974 год, — с готовностью продекламировал приятель, у него действительно была прекрасная память.

Несколько мгновений Адам Лозанич раздумывал, подождать ли ее или самому пойти в главный зал, заказать ту же книгу и там подстеречь ее возвращение. Он надеялся, что сегодняшний день — как раз один из тех, когда ему удается настолько глубоко проникнуть в текст, что он начинает различать там и других читателей. Так в конце седьмого семестра у него начался многообещающий роман с одной сокурсницей, самой красивой девушкой с кафедры истории литературы, но когда он попытался завязать разговор с ней в реальности, она попросту повернулась к нему спиной.

— Вы любите прогулки вдоль реки? — не сдавался он, надеясь, что она вспомнит их одновременное чтение рассказа, в котором реалистически и подробно описывался берег реки, где они не далее как вчера провели несколько послеполуденных часов.

— Люблю, но только если ты прогуливаешься вдоль противоположного берега, — иронично заметила она так громко, что это услышал не только он.

Всю следующую неделю Адам не решался проходить через фойе, где происходил этот разговор, ему казалось, что ее звонкий смех по-прежнему продолжает звучать под сводами здания на Студенческой площади.

Так что и с этой красоткой в шляпке колоколом он вряд ли мог на что-то рассчитывать, не познакомившись с ней по-настоящему. Совместное чтение, с озабоченностью подумал Адам, превращается в навязчивую идею, которая может завести слишком далеко.

— Кусмук, скажи, а если ты очень увлечен какой-то книгой, не бывает у тебя ощущения, что ты не один, что рядом с тобой находятся такие же читатели, как ты, так же увлеченные этой книгой, которые благодаря стечению обстоятельств, по закону вероятностей одновременно с тобой погрузились в ее чтение в какой-то другой части города, а возможно, в другом городе или даже в другой части света? — проговорил он и тут же пожалел об этом.

Товарищ с изумлением смерил его взглядом. Ему даже потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Но, собравшись с мыслями, он открыл рот, и речь его полилась:

— Существует три вида читателей, по классификации старого педанта Гёте. Первые наслаждаются, не вынося суждений, третьи выносят суждения, не наслаждаясь. А те, что между ними, выносят суждения, наслаждаясь, и наслаждаются, вынося суждения. Такие читатели, по сути дела, заново создают художественное произведение. Ролан Барт, со своей стороны, говорит… Юрий Тынянов… Ханс-Роберт Яусс… Вольфганг Изер… Науман… Теория рецепции литературного произведения… Открытое произведение… Горизонт ожиданий… Конкретизация текста… Треугольник: автор — произведение — публика… Семиотика… Формирование знаковой цепи… Рекомендую твоему вниманию, хотя там речь идет о сфере живописи, и недавно переведенное исследование Вильгельма Уорингера «Абстракция и погружение в чувственное восприятие»…

Однако Адам Лозанич его не слушал. Он смотрел на девушку в шляпке колоколом. Смотрел, как она пьет чай, и находил удивительную гармонию в ее совершенно обычных движениях. Смотрел, как она встает и проходит мимо него, оставляя за собой нежный аромат. Только большая завтрашняя работа удержала молодого человека от того, чтобы встать и пойти за этим ароматом, заказать в читальном зале тот же словарь, чтобы — а вдруг повезет! — встретиться возле одних и тех же понятий. Поэтому, выходя из здания Национальной библиотеки, он уносил в груди чувство сожаления. Осенние краски парка Карагеоргия были неяркими. Собаки на поводках таскали своих хозяев по дорожкам вокруг памятника вождю. Позолоченные кресты Храма Святого Саввы, десятилетиями стоявшего недостроенным, в сумраке, распластавшемся на крышах Врачара, напоминали дозорных часовых. Примерно в это время и заморосил дождь.

До его мансарды ходу было час, а то и больше. Ни в один автобус, трамвай или троллейбус не втиснуться. Тем более с набитой сумкой. Отказавшись от поездки, Адам спустился вниз к площади Славия с лучеобразно расходящимися от нее улицами, по какой-то непонятной ему причине обошел ее по кругу в направлении, противоположном круговому движению транспорта, пройдя мимо неоновой вывески «Макдоналдс», мимо толпы на остановке «двойки», «девятнадцатого» и «двадцать второго», мимо лепящихся друг к другу киосков и промокших палаток уличных торговцев всякой мелочью, постоял возле знаменитой «дыры» Митича, задуманного здесь самого большого на Балканах Торгового центра, так никогда и не построенного, а потому так никогда и не разрушенного, и продолжил шагать дальше, мимо продавцов каштанов, семечек и жвачки, мимо мрачного отражения старого отеля «Славия» в затемненных стеклах его нового корпуса, снова мимо вывески «Макдоналдс» и, наконец, влился в воронку улицы Немани, сужавшуюся в сторону Центрального железнодорожного вокзала. Шесть томов словаря Матицы сербской, плюс орфографический словарь, плюс загадочная книга в сафьяновом переплете становились все тяжелее, ремень сумки, сколько бы он ни перебрасывал ее с одного плеча на другое, врезался в тело, причиняя боль. Продвижение к дому давалось мучительно, Адам с трудом протискивался между автомобилями, которыми были заставлены столичные тротуары, его волосы и одежда промокли насквозь. Поравнявшись с римскими цифрами MDCCCLXXXIV и сломанными часами на фасаде Центрального вокзала, он свернул в горку. Там, в начале крутой Балканской, находилась коротенькая улица Милована Миловановича, теперь почти забытого государственного деятеля, юриста и дипломата начала XX века. Адам жил через два дома от отеля «Астория».