Леонид Нетребо - Черный доктор

— Не расстраивайся, — успокоил меня Айзик, когда вышли из вагона, имеется у него заначка, кожей чувствую, иначе это не Снежков. Поэтому и не пошел с нами. Сейчас натрескается в ближайшей столовой. Давай узнавать, где тут у них «винка»…

Будущее наше расписал Айзельман еще пару курсов назад: Снежков, как самый безупречный со всех ракурсов, будет начальником управления, если, конечно, его не засосет наука и он не ударится в погоню за диссертациями и научными степенями. Айзельман, гражданин с изъяном по «пятому пункту», не будет претендовать на первые должности, поэтому красная цена ему — главный инженер при Снежкове. Меня, человека без ярких способностей, но зато носителя определенного количества малоросских генов, они оставят при себе по снабженческой части. Таким образом, ввиду того, что с перспективой у нас было все ясно, студенческие годы мы проживали легко, спокойно, не докучая преподавателям особенным рвением по части учебы.

Мы вышли на залитую солнцем вокзальную площадь и сразу оказались перед чередой цветочниц. Не успели рта открыть, как весь цветочный ряд, русские и казахские женщины, обратился к нам:

— Молодые люди!.. Вы кто — олимпийцы? Вы на Олимпиаду едете?…

— Да!.. — как всегда нагло, экспромтом, на всякий случай, соврал Айзельман.

Коротко постриженные и загоревшие, в джинсах и шерстяных спортивных кофтах — «олимпийках», Айзик в кроссовках, я в кедах; худощавые, с «поставленной» во время сборов осанкой, мы, видимо, действительно смахивали на физкультурников. Цветочницы светились интересом и уважением, некоторые стали предлагать цветы — небольшие букетики. «Просто так, бесплатно!.. Выступайте там хорошо, успехов вам!» Айзик скромно отказывался, затем сжалился над поклонницами, взял розу с поломанным стеблем, перевесившуюся через край ведра. После этого спрашивать про винный магазин было стыдно, даже Айзик на такое не решился. Мы уходили с площади, купаясь в лучах несправедливой славы. Вслед нам неслось: «Олимпийцы!.. Олимпийцы!..» Ближние прохожие оборачивались, кто шепотом, кто вполголоса, подхватывали клич. Айзик оглянулся на цветочниц, помахал руками, изобразил плакатное пожатие, украшенное поникшей розой, и в качестве концовки крикнул: «Дружба!». Пора было уходить в отрыв, что мы и сделали.

Зашли в переулок. Навстречу двигалось юное создание, очевидно, местной национальности, в умопомрачительных бикини, с сумочкой на длиннющем ремне. На смуглом красивом лице с крупными раскосыми, какими-то «космическими» глазами, невероятно вздернутыми к вискам, было то же восхищение, от которого мы только что едва убежали. Айзик решил сразу выставить преграду любым сантиментам, которые, оказывается, порой мешают достижению цели. Он нахмурил брови, ссутулился, вытянул вперед рябую нижнюю губу, и без этого непомерно пухлую, преградил девушке дорогу. Заговорил грозно, хриплым голосом с кавказским акцентом, нюхая цветок:

— Гавары, гидэ у вас вынный магазэн? А, слущий?!..

Девушка остановилась. Критически осмотрела Айзельмана с ног до головы, наградила меня укоряющим взглядом, будто я должен быть в непременном ответе за глупости своего друга. И сказала, с демонстративной холодностью, преувеличенно четко, с безупречно литературным произношением — в пику прозвучавшей недавно ломанной речи:

— Пожалуйста, пойдите прямо, затем налево. Там на площади, между книжным магазином и диетическим кафе, вы найдете интересующий вас объект.

Но самое уничижительное было в том, что она не ушла сразу. После своей недлинной речи отвернулась от нас в четверть оборота, расстегнула сумочку. Вынула зеркальце и «губнушку», обстоятельно напомадилась. Повеяло пьяняще забытым за месяц ягодным ароматом. Подвела остреньким и, наверно, шершавым язычком ставшие клубничными губы. Только после этого, тряхнув презрительно вороной челкой — в сторону, противоположную от двух застывших и онемевших идиотов, — зацокала прочь.

— Ну, погодите, сладкие! — опомнившись, сказал ей вслед Айзик, — вот приедем в Тюмень, загорелые-красивые, разберемся там с вашим братом!

— С сестрой, — уточнил я.

— Да-да… — Согласился было Айзик. — А разве так говорят?

— Если говорят: «Гидэ магазэн…», то после такого все можно «гаварыт». Кстати, мне показалось, что она вполголоса сказала: «козел». Как ты думаешь, о чем это она?

— Ума не приложу, — бесстрастно ответил Айзик. — А на каком языке?…

Прошагав положенные метры и сделав необходимый поворот, мы вполне логично остановились. Площади с вожделенным магазином не наблюдалось.

— Ладно, — заявил Айзик, — если тебе за меня стыдно, спрашивай сам. Буду молчать, как рыба об лед.

Я обратился к прилично одетому мужчине, сидящему на скамейке и внимательно читающему газету:

— Можно у вас спросить?…

Мужчина кинул на нас взгляд, неожиданно быстро встал и сложил газету. Это был крупный казах в костюме, при галстуке. На лацкане пиджака я заметил депутатский значок. Он уважительно снял очки, приготовился слушать, даже наклонил голову к плечу — само внимание.

— Нет-нет, — успокоил его я, — пустяковая проблема, ничего серьезного. Где-то поблизости должен быть… книжный магазин.

Мужчина, продолжая нас внимательно рассматривать, заговорил таким тоном, будто перед ним стояли не два разгильдяя-недоросля, а члены делегации из какой-нибудь братской республики, приехавшие по обмену каким-нибудь опытом, и в данный момент знакомящиеся с достопримечательностями этого провинциального города:

— Вам необходимо выйти на центральный проспект, — он показал в сторону, откуда мы только что пришли. — Там недалеко от кинотеатра — центральный книжный магазин. Кроме того у нас имеется хорошая библиотека… Если вас интересует специальная литература, то к вашим услугам дом политпросвещения или…

— Нет-нет, — я остановил любезного гида, — извините, я не совсем точно выразился. Нас интересует диетическое кафе возле того книжного магазина, который мы разыскиваем!..

— О-о-о!.. — гид приложил руку к сердцу. — С этим у нас вообще никаких проблем! Буквально за углом ресторан… Но что ресторан!.. Вам больше подойдет национальная кухня, это чуть дальше, возле рынка. Бишбармак, кумыс!..

— Отец! — устав притворяться, оборвал его Айзельман. — Нам нужно знаете что? Вино-водочный магазин. Который на площади. Между книжным и кафе. Или любой другой! Вино-водка. Понимаете? В горле пересохло, голова болит…

Мужчина надел очки, развернул газету. Секунду постоял, постелил газету на скамейку, сел. Затем вскочил, как будто обнаружил, что только что сел на окрашенное. Таращась на нас гневно-обиженными глазами, страшно плавающими за толстыми стеклами, вытянул вперед мощную руку с развернутой ладонью, как вождь мирового пролетариата, на уровне плеча, параллельно земле (я малость сдрейфил). То ли показывая нужное направление, то ли приглашая проходить мимо… Мы пошли туда, куда указывала коричневая длань.