Раймон Руссель - Locus Solus. Антология литературного авангарда XX века

Заметно взволнованная какой-то деталью надписи, обворожительная особа, вросшая, казалось, в землю, содрогнулась и из-за этого укололась шипом на зажатом в этот момент между конвертом и большим пальцем стебле.

Казалось, вид крови, которая внезапно запятнала стебель и бумагу, по таинственной причине впечатлил ее сверх всякой меры, ибо она, ужаснувшись, выпустила из руки оба смоченных красным предмета, а затем, замершая, оцепенев в неподвижности, принялась разглядывать свой большой палец, теперь наполовину распрямленный.

Благодаря слуховому оконцу, устроенному в прозрачной стенке, до нас донеслись сказанные ею слова: «В луночке… вся Европа… красная… целиком…»; они вытекали из того, что изображенная на стене карта, сверкавшая под мнимым солнечным лучом в воздухе у нее за спиной, представилась ее взору отраженной в белой луночке ее столь поразительно зеркального ногтя.

Сразу же после их падения старик попытался поднять с земли окровавленные письмо и цветок. Однако, будучи на вид не менее восьмидесяти лет от роду, он не обладал уже нужной, чтобы до них дотянуться, гибкостью. Тогда, устремив взгляд на грума, он бросил романтически звучащее слово «Тигр», указывая на тротуар пальцем.

Юноша послушно подобрал обе невесомые вещицы, намереваясь тут же отдать их владелице.

Но последняя, содрогнувшись, когда услыхала термин, который старик в данном случае использовал в устаревшем значении, испуганно жестикулировала теперь под властью какого-то наваждения, произнося при этом прерывающиеся фразы, в которых без конца повторялись три следующих слова: отец, тигр и кровь.

Затем она явным образом впала в полное умственное расстройство, тогда как бросившийся ей на помощь человек в черной одежде, который с самого начала с волнением наблюдал за сценой, потихоньку повел ее внутрь отеля.

Еще раз всколыхнувшись вслед за Кантерелем в привычном направлении, наша группа после нескольких секунд ходьбы остановилась рядом с простолюдином и простолюдинкой перед прямоугольной комнатой без потолка, одна из двух более длинных стен которой полностью отсутствовала, будучи заменена стеклянной стенкой, сквозь которую мы могли ее всю с легкостью обозреть. Там виднелся помощник, который в конце нашей предыдущей остановки прошел вдалеке, направляясь сюда под нашими взглядами. Подойдя к стене, возвышавшейся справа от нас, он открыл дверь, вышел и вновь закрыл ее за собой. Почти тут же, слегка откинувшись назад, мы могли понаблюдать за ним слева от нас в тот момент, когда, окольно обогнув эту комнату, он ринулся по следам едва скрывшейся молодой безумицы и бросился за ней в выложенный плиткой холл отеля.

Предоставленная нашим взглядам комната внешне походила на рабочий кабинет.

Справа о заднюю стенку опирался большой, заполненный до отказа книжный шкаф, слева — просторная черная этажерка, каждая полка которой несла на себе шеренгу черепов. На находившемся между двух этих предметов меблировки потушенном камине под стеклянным колпаком хранился еще один череп, на который была надета выкроенная из какой-то старой газеты адвокатская шляпа.

Напротив двери, через которую вышел помощник, в левой от нас стене имелось широкое окно. Обосновавшийся за огромным прямоугольным столом, придвинутым одной из двух своих коротких сторон к этой стене, человек, повернувшись совсем рядом с нами спиной к стеклянной стенке, разбирал ненужный хлам.

Тут же, как будто ему надоело это занятие, он поднялся, засунув в рот сигарету, взятую в извлеченном на мгновение из кармана кожаном портсигаре.

В несколько шагов он достиг камина, стоявшая на котором частично снабженная снаружи полосами шероховатой бумаги коробка, открывшись, представила ему соответствующее сиюминутному желанию содержимое. Через миг, сладострастно окутанный клубами дыма, он потушил, помахав в воздухе, спичку, которую его пальцы тут же отбросили в очаг.

Но в процессе этих банальных действий какая-то особенность черепа в забавном головном уборе привлекла, как показывало его поведение, а потом и задержала его взгляд.

Под влиянием внезапного интереса он высоко поднял стеклянный колпак, чтобы тут же переставить его правее и, завладев замогильным объектом, шапочки которого не потревожила его рука, вернуться к столу, обнаружив при этом, в первый раз повернувшись к нам лицом, свой возраст, составлявший лет двадцать пять.

Смешавшиеся с нашей группой простолюдин и простолюдинка — паренек со своей матерью, как можно было догадаться по их сходству и возрасту, — не отрываясь наблюдали за ним сквозь стеклянную стенку.

Вновь обосновавшись за столом, курильщик опять повернулся к нам спиной и долго разглядывал череп, который он поместил прямо перед собой. По всей доступной зрению поверхности костяного лба своего рода переплетение скрещивающихся тонких линий, процарапанных прямо по кости каким-то металлическим острием, с чуть ли не детской неумелостью подражало ячейкам сетки для волос.

Кантерель привлек наше внимание к руническим знакам манускрипта, факсимильно воспроизведенного на одной из вертикальных полос, составляющих часть адвокатской шапки, смастеренной, как он сказал, из страниц «Таймса». Затем он указал нам на сходство, существующее между ними и ретикулярными лобными метками, которые, как можно было заметить, досконально их исследовав, составляли в совокупности, исключая лишь те, что были видны в самом низу справа, наклоненные на разные лады и сцепленные друг с другом руны причудливой формы; два из составленных этими псевдоклетками без межбуквенных пробелов слов текста были помещены между кавычками, выгравированными тем же способом, что и все остальное.

Не вызывало сомнений, что молодой человек, за которым мы подсматривали, только что обнаружил таинственное соответствие, существующее между знаками на лбу и значками на кромке шапки.

Приметив теперь на столе маленькую грифельную доску, снабженную карандашом с белым грифелем, он воспользовался ею, чтобы переписать буквами нашего алфавита текст со лба, постоянно чуть дотрагиваясь до него указательным пальцем левой руки, по очереди указывавшем на каждый отрывок.

Когда он кончил писать, мы с нашего наблюдательного пункта могли различить на черном грифеле лишь два слова: «БИСТР» и «РЕКТО», которые, читаясь лучше остальных потому, что были составлены целиком из заглавных букв, должно быть, соответствовали, если учесть места, занимаемые ими относительно целого, двум выделенным в оригинале кавычками терминам.

Сообразуясь с какими-то предписаниями, содержащимися в только что написанных им строках, молодой человек, пройдя через всю комнату, взял из книжного шкафа импозантный том, на корешке которого вслед за весьма длинным названием можно было прочесть подзаголовок: «ТОМ XXXIV — Разночинцы».