Сослан Плиев - Иногда нам снятся старые собаки

Милиционеры сильно смеялись.

Вот такие весёлые 36 часов я провёл в милиции осенью 1995 года. Впечатлениями запасся – на всю жизнь.

Выводов сделал – примерно на такой же срок.

Я люблю всякие стреляющие штуки… Самым первым ружьишком у меня было ТОЗ-106. Оно же – «Смерть председателя». У него коротенький стволик и складной приклад, поэтому с кулацкими обрезами сходство очевидное.

Как-то раз раздался звонок:

– Привет!

– Привет, Марат!

– Сос, у тебя к «тозу» патроны есть? Желательно пулевые.

– Есть, конечно! На охоту собрался?

– Не. Свинью одну надо завалить.

Как-то очень серьезно было сказано… Ну, за друзей мы и в огонь и в воду.

– Какие вопросы, Марат! Надо завалить – завалим!

– Я через десять минут буду!

По приезду Марат сообщил:

– Ты же Лёву знаешь? Он свиноводством занялся. Холит хрюшек и лелеет. И свиньи на Лёвиных харчах выросли размером с БТР. И он хочет одну из них завалить. Просил это сделать из пистолета. Моего. Но эти твари огромные. Невозможно из «макарова» танк подбить. Нужен калибр посерьезней! И я вспомнил тебя…

Ну и так за разговорами приехали мы к дому нашего друга Льва, что располагался в тихом районе Владикавказа под названием Молоканка.

Во дворе, как на похоронах, стояли суровые и мрачные осетинские мужчины. Болельщики и сочувствующие соседи. Вид двух незнакомцев, у одного из которых сильно топорщится полупальто (обрез в аккурат помещался), вызвал среди них волнение.

Тут я и узнал подробности предстоящей операции. Свинью грохнуть трудно. Она – тварь живучая, и профессионалы делают это тонким длинным клинком. Тык в сердце. И все. Капут «мисс Пигги». Но настоящих профи мало. А в окружении Левы их не оказалось вовсе. И что-то надо делать. Все сильно настроились на холодец и шашлык. Короче, когда Марат не подписался стрелять в животную из пистолета, нашелся другой знакомый – более сговорчивый и любопытный. И шмальнул в хрюшу шестнадцать раз из ПМ. И что показательно – попал.

Когда мы всей толпой подошли к загончику, пред нами предстала ужасная картина: свинья вся в крови, как персонаж фильма про зомби. Злая – жесть! Ну, а в вас бы шестнадцать раз пальнули? Стоит, жрет и ненавидит всех. Особенно Леву! При этом огромная. Очень. Марат серьезно ее осмотрел и спросил:

– Лева! Только честно! Когда вы в неё стреляли, она в бронике была?

Лева послал Марата и начал проклинать слабые «макаровские» патроны и сильную духом свинью.

Марат подошел к сетке, что вокруг загончика, и хищным прищуром начал терроризировать свинку. Свинья должна была морально быть готова к смерти. Так думали все окружающие. И только я знал, что у моего друга – «минус два» и он просто близоруко пытается идентифицировать цель. Наконец наводка была успешно произведена. Не отрывая взгляда от «мисс Пигги», Марат подал команду:

– Ствол!

И вот тут наступает мой звездный час! После команды «Ствол» я, изящно откинув полу, извлек на свет божий «Смерть председателя». Точным выверенным движением разложил приклад, передернул затвор и подал ствол Марату. Так почтительно оруженосцы протягивали самураю меч для последней битвы. Тихо падал снег…

Свинья перестала жевать и обреченно хрюкнула. Левины соседи переглянулись и на всякий случай отступили на шаг.

Марат, не глядя, принял обрез. Прицелился. Вся Молоканка замерла. Финал «Хороший, плохой, злой»… И Свинья замерла, готовая выхватить свой кольт.

БА-БАХ! То, что не смогли сделать шестнадцать макаровских пуль, легко сделала одна пуля двадцатого калибра. Бинго! Свинья даже хрюкнуть не успела. Раздались неслышные аплодисменты, переходящие в овации.

А Марат, так же не глядя, передал мне оружие и небрежно бросил:

– Поехали. У нас еще есть дела.

Я ритуально поклонился, сложил «Смерть председателя» и упрятал его под полу. Под песню Стинга из «Леона» мы удалились.

До сих пор по Молоканке ходят слухи о двух свинокиллерах…

Когда делаешь ремонт, есть два пути. Ты либо сам его делаешь и спустя какое-то время проклинаешь всех и вся, либо обращаешься к профессионалам. Я самокритичен и ленив, и знаю, что растущие не из плеч руки, совершенно не технический склад ума и буйная фантазия приведут к печальному результату. Поэтому у меня не было сомнений, когда я обратился к дизайнеру с просьбой нарисовать наш «дом, милый дом». Дизайнер нарисовала всё, как надо! Особенно офигенными были световые приборы, которые она надыбала в Бельгии, где они и были куплены. Дивные фонари и светильники вызвали у нас восторг! Они выглядели фантастически и нереально. Такие эмоции вызвала бы Леди Гага, исполняющая осетинские народные песни.

Спустя год в светильниках начали перегорать лампочки. Фигня какая! Так подумал я и зашел в электрический магазин. В магазине за прилавком обнаружилось трое граждан, невозмутимых и гордых. Я выбрал того, что кучерявый и в кепочке.

– Здравствуйте! Мне нужны вот такие вот лампочки, – тыкнул я своим наивным пальцем в прилавок. – Но чтобы у них контактики были со шляпками. Понимаете?

Человек в кепочке посмотрел на меня печальными и, как потом оказалось, армянскими глазами и мерзко рассмеялся:

– Эдик! Эдик! Иди сюда!

На этот призыв подошел другой гражданин – кругленький, тоже кучерявый, но без кепочки.

– Что?

– Скажите ему ещё раз, какие вам нужны лампочки! – сказал первый, пакостно улыбаясь.

Я спокойно отношусь к странным людям. И хотя почуял некий подвох, честно повторил:

– Мне нужны вот такие лампочки, но с контактом в форме шляпок.

За прилавком теперь мерзко хихикали двое кучерявых людей.

– Я что-то смешное сказал?

– Да-а-а-а! – не стал отрицать «кепочка». – Всё смешно! Очень!

«Кепочка» повернулся к «кругленькому»:

– Эдик! Это же смешно?

– Смешно! – охотно согласился «кругленький».

Они опять начали хихикать.

– Давай расскажем папе?

– Да! Ему понравится!

– Папа! Папа! – закричали они.

На другом конце прилавка произошло оживление. Солидный пожилой джентльмен в очках и шляпе оторвался от газеты «Известия» и привстал. На джентльмене оказался коричневый плащ, который делал его похожим на агента «Штази» в отставке.

– Папа! Послушайте! Ему надо галоген, три с половиной, но Гэ-У-десять!

Джентльмен из «Штази» ухмыльнулся, укоризненно покачал головой и снова сел.

– Как вы развеселили папу! – «кепочка» не унимался.

Волна ненависти тихо заполняла меня. Произошло самопроизвольное отключение вежливости и толерантности.

– Аллё! Чё происходит? Чё не так с моими лампочками?

«Кругленький» тихо откатился в свой угол. А «кепочка», ещё раз хихикнув, снизошел до меня: