Владимир Зарев - Разруха

Владимир Зарев (р. 1947) написал восемнадцать книг, десять из которых — романы. В их числе — знаменитая трилогия «Бытие», «Исход» и «Закон» — семейная сага, в которой писатель предстал продолжателем лучших традиций национальной эпической литературы. На страницах этих книг воссоздано более ста лет болгарской истории, и каждая дает основание литературным критикам сравнивать силу и мощь «магического мира автора» с произведениями Гарсиа Маркеса, Томаса Манна, Михаила Булгакова. Необыкновенная читательская популярность саги способствовала созданию по роману «Бытие» телевизионного сериала «Древо жизни», также ставшего культовым.

Более двадцати лет Владимир Зарев является главным редактором журнала «Современник» («Съвременник»), на страницах которого публикуется болгарская и переводная литература. Он лауреат многих отечественных и зарубежных литературных наград, в том числе, Большой премии имени Ивана Вазова.

Произведения Владимира Зарева переведены на иностранные языки, изданы в Германии, Австрии, США, Чехии, Польше, Венгрии, Румынии, Турции и Хорватии. Российский читатель знаком с его творчеством по роману «День нетерпения» и психологическим детективам «Гончая» и «Гончая против Гончей».

Роман «Разруха» (2003) по праву можно назвать знаковым и для самого Владимира Зарева, и для болгарской литературы в целом. Книга продолжает пользоваться заслуженной славой. По ее мотивам снят одноименный художественный фильм.

Успех романа «Разруха», также выстроенного в традиции эпического повествования, зиждется на важных «посланиях» о нашей исполненной драматизма современности, которые это произведение адресует широкому кругу читателей, а также на разнообразии живых и запоминающихся героев, вовлеченных в события новейшей истории Болгарии. В повествовании переплетаются две основные сюжетные линии и биографии двух протагонистов — писателя Мартина Сестримского и бизнесмена Бояна Тилева, раскрываются механизмы превращения политической власти (с начала перестройки в Болгарии в 1989 г.) во власть экономическую, лишенную моральных устоев.

Панорама переходного периода с присущими ему общественными потрясениями, взлетами и падениями, драматизмом безвременья и изломами человеческих судеб воссоздана с публицистическим пафосом и глубоким психологизмом.

Книга Владимира Зарева была встречена с большим интересом в Европе, особенно в Германии, номинирована на престижную премию «За европейское взаимопонимание» на Лейпцигской книжной ярмарке, а сам автор назван «болгарским Бальзаком». Газета «Франкфуртер альгемайне цайтунг» писала: «Ожидалось, что большой роман об эпохе перемен появится в Польше, Венгрии или Чехии, а он был написан в Болгарии».

Мы убеждены, что роман «Разруха» не оставит безразличными и российских читателей, ибо испытания, психологические и социальные проблемы, вызванные демократическими переменами в России и Болгарии, сколь различны, столь и сходны, и определяют в известной степени наше общее сложное совместное бытие.

Жара была невыносимой. Духота всасывала меня и дурманила, надгробный камень, рядом с которым я стоял, обжег мне ладонь. Вокруг расселась стая бездомных собак. Отупев от голода и лени, они ждали конца похорон, чтобы подъесть ритуальные приношения с могильных плит. Причудливая внешность дворняг — результат случайного спаривания — отражала всю причудливость природы. Подзаборные шавки с вытянутыми туловищами и короткими лапами, виноватым взглядом и бесформенными ушами, уродливые, неотделимые от всеобщей нищеты, они кормились человеческой скорбью. Солнце высвечивало пронзительную заброшенность Малашевского кладбища: горестно склонившиеся плакучие ивы, сломанные скамейки и фонари, надгробные плиты с выломанными рамками портретов, разбросанные ветром пластмассовые стаканчики и бумажки — весь этот хлам в месте последнего упокоения, где торжественную скорбь подменила безразличная усталость. Два попа, нещадно фальшивя, гнусавили «за упокой», потея в своих вылинявших рясах. Мне казалось, что мама тоже потела в своем костюме «на выход», который не надевала лет десять, потому что ей некуда было его надеть, вот разве что в последний путь. Драпировка фанерного гроба съехала набок, грим на ее лице размазался, у нее был несчастный вид человека, умоляющего, чтобы его, наконец, оставили в покое. Я старался ни о чем не думать, пытался раствориться в своем страхе, но не мог. Глаз впитывал все детали, они взывали ко мне, притягивали мое внимание и вынуждали меня здесь присутствовать.

Похоже, жизнь наша состоит из деталей, и чтобы воспринять их и осмыслить, мы должны их забыть. А то, что не забываем, скорее всего, придумываем сами. Жизнь исполнена деталей и подробностей, забвения и наших выдумок, которые мы наивно считаем воспоминаниями. Человеческое существование — ни что иное как ожидание того, что должно случиться и что потом мы должны забыть, чтобы приукрасить и наделить разными смыслами. Воспоминания — это наше додумывание себя, стремление, вцепившись, задержаться в них, прибавив свою интеллигентность и грусть. Остальное — лишь биологическое перетекание, растворение во времени…