Ирина Левонтина - Русский со словарем [litres]

Козьмодемьянск – старейший город марийского Поволжья – по преданию, основан Иваном Грозным при возвращении из Казанского похода. Первыми поселенцами были стрельцы и ямщики. После Азовской кампании в 1695 году стрельцы получили разрешение у Петра I на строительство часовни, которая до сих пор стоит на берегу Волги. Сохранились также Смоленский собор, Троицкая и Тихвинская церкви. Улицы старой части города украшены ажурной резьбой.

В память о первых поселенцах в Козьмодемьянске у пристани стоит огромная фигура стрельца в соответствующем костюме и с соответствующим же вооружением. Вокруг местное население торгует туесками и прочими изделиями народных промыслов, а также брусникой, воблой и т. д.

Спрашиваем про скульптуру у одной тетеньки: “А кто это?” Она говорит: “Ой, а я не знаю”, – и переадресует вопрос соседке, старушке. Та тоже не знает, но высказывает гипотезу: “Дак Эшпай, чай”. Ответ, прямо скажем, неожиданный и крайне малоправдоподобный.

Большая советская энциклопедия сообщает:

Эшпай Андрей Яковлевич (р. в 1925, советский композитор, народный артист РСФСР (1975). Первоначально обучался музыке под руководством отца – марийского композитора и фольклориста Якова Андреевича Э. (1890–1963). ‹…› К лучшим достижениям композитора принадлежат балет “Ангара” (1976, Большой театр), кантата “Ленин с нами” (1968). ‹…› 1-й секретарь правления Союза композиторов РСФСР (с 1973). Государственная премия СССР (1976). Награжден 3 орденами, а также медалями.

В той же энциклопедии можно почерпнуть сведение о том, что родился композитор Эшпай, как вы уже догадались, как раз в Козьмодемьянске. Видимо, это один из самых знаменитых уроженцев городка. Но, честное слово, 1-й секретарь правления Союза композиторов РСФСР гораздо меньше похож на стрельца, чем Кропоткин на Энгельса.

Сидела я тут как-то вечером на кухне и вяло тюкала по клавишам компьютера. А в телевизоре говорящие головы обсуждали актуальное искусство. Оказалось, что я их хоть и вполуха, но все-таки слушала. Потому что вдруг в обалдении уставилась в экран, уловив одну фразу. Речь шла о 70-х годах и одном левом (в эстетическом смысле) художнике. И вот Леонид Бажанов, руководитель Центра современного искусства, сказал: “Ну разумеется, он был в конфликте с правозащитными организациями”.

Я удивилась. Если бы такое сказали о современном художнике, это было бы еще понятно: скажем, в контексте противоречия между идеалом полной свободы художественного самовыражения и идеалом политкорректности. Но в 70-е годы? Вроде враг у всех был один, чего делить-то? Нет, делить всегда есть что, и в конфликте может оказаться кто угодно с кем угодно. Но почему же художник, РАЗУМЕЕТСЯ, должен был быть в конфликте с правозащитными организациями? Вот тут моя картина мира зашаталась.

Нельзя было не вспомнить Грибоедова, который говорит, что в его пьесе, кроме Чацкого, нет “ни одного здравомыслящего человека; и этот человек разумеется в противуречии с обществом его окружающим”. В школе на уроках литературы особенно упирали на это “разумеется”, делая из него вывод о революционных взглядах Грибоедова.

Все эти мысли за доли секунды успели пронестись в моей голове, и тут оратор поправился: “…с правозащитными организациями… То есть с правоохранительными органами”. Я выдохнула. Картина мира плюхнулась на место: художника-экспериментатора гнобили власти.

Но как хитро устроен язык! Два таких похожих выражения: тут право- и там право-, тут защитный, там охранительный, почти одно и то же, и один и тот же греческий корень в словах орган и организация . А в сумме – вещи почти противоположные. И как досталось в свое время правозащитным организациям от правоохранительных органов ! Как раз таки в 70-е годы.

Надо, впрочем, сказать, что фрагмент право- в словах правоохранительный и правозащитный имеет разный смысл. В слове правоохранительный имеется в виду право, право вообще, то есть закон, правопорядок. А в слове правозащитный имеются в виду права – права человека. Отдельного человека, и притом вовсе не того, которого видел чукча из анекдота.

Я хорошо помню, как звучало сочетание права человека в позднесоветское время. Звучало оно абсолютно диссидентски и связывалось в первую очередь с деятельностью Хельсинкской группы. У многих людей выражение права человека вызывало страшное раздражение и отторжение: что, мол, они правда такие идиоты и не понимают? Донкихоты малахольные. Ну какие могут быть у человека права? Как будто не видят, что права есть у государства, а у человека… Все равно, что прийти на избирательный участок и спросить: а этот кандидат от какой партии? А чем его программа отличается от программ конкурентов? С такими вопросами можно было и в психушку загреметь. Права человека. Хельсинкские соглашения. Вы слушаете голос Америки из Вашингтона. Обзор “События и размышления” ведет Наталья Кларксон.

Абсолютно не могу себе представить, чтобы тогда кто-то мог спутать правозащитные организации и правоохранительные органы. А теперь вот такая оговорка стала возможна. Это хорошо или плохо? Как посмотреть. Хорошо, что сочетание права человека уже не звучит так утопично и так вызывающе. Плохо, что оно превратилось в очередное общее место.

А теперь о высоком. Как сказано у Льва Лосева, “О лирике и прочих пустяках”.

Как-то по телевизору говорили о так называемых чирлидерах – специально обученных людях, которые образуют группу поддержки певца, спортивной команды, политика и так далее. Обычно это хорошенькие девушки в мини-юбках, которые машут большими помпонами и выкрикивают не очень глубокомысленные речевки (слово cheer обозначает аплодисменты, одобрительные или приветственные восклицания, ну a leader – соответственно). Рассказывая о девушках-чирлидерах, корреспондент выразился так: “Почти по Пушкину – кричали женщины ура и в воздух вместо чепчиков бросались”. Разумеется, фраза “Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали” принадлежит перу хотя и Александра Сергеевича, но не Пушкина, а Грибоедова. Поскольку Пушкин олицетворяет собою всю поэзию, то если кто-то что-то написал по-русски в стихах, то естественно приписать это Пушкину.

Чьих только строк не подписывали пушкинским именем! И “Средь шумного бала”, и “Белеет парус одинокий”, а уж “Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые” – так это почти всегда.