Аньес Мартен-Люган - Ты слышишь нашу музыку?

Я слегка подтолкнул Веру локтем. Она вздохнула и наконец-то решилась заговорить:

— Добрый вечер, Шарлотта.

Та потянулась к ней и обняла. Вера собралась тоже обнять Шарлотту, но тут нас прервал Тристан, молчавший последние пару минут:

— Я нашел шампанское.

Он протянул Люку и Шарлотте бокалы и наполнил их. Потом налил шампанского Вере и мне.

— Спасибо, — подмигнул я.

— Я подумал, тебе пригодится.

— Ты лучший!

Мы с Тристаном одновременно рассмеялись и чокнулись. Вот только никто больше не захотел присоединиться к нам. Наступило молчание, которое грозило стать тягостным. Мой разум, затуманенный парами алкоголя, буксовал, я не находил темы для беседы и лишь понимал, что разговор о работе следует отложить. И Вера никак не помогала мне, демонстративно созерцая что-то в другом конце зала. Тем временем Люк опытным взором скрупулезно изучал магазин, а Шарлотта с недовольной гримасой рассматривала Тристана. Это от него не ускользнуло, но скорее позабавило. Его уверенность обезоруживала, я восхищался им: его в открытую атаковали, но все отравленные стрелы летели мимо, и он не отвечал ни на одну провокацию. Более того, именно он предложил безопасную общую тему разговора.

— Как уроки тромбона у Жоакима? — спросил он нас. Вера с облегчением вздохнула, по всей вероятности, напряжение стало для нее невыносимым.

А разговор о детях — лучший повод сбросить его.

— Он невероятно увлечен, — ответил я. — Ну да, инструмент у него дерьмовый, однако же он делает сумасшедшие успехи.

— Это правда, — подтвердила Вера. — Знаешь, ему хочется, чтобы однажды ты посидел на занятиях вместе с Янисом и послушал его.

Тристан радостно кивнул.

— С каких это пор Жожо соглашается, чтобы на его уроках присутствовали чужие? — изумилась Шарлотта.

Ее грошовая ревность становилась окончательно невыносимой.

— С тех пор как находятся люди, интересующиеся тем, что он делает, — сухо парировал я.

Шарлотта раздраженно закатила глаза.

— Как прошло начало учебного года? — спросила она у Веры.

Люк не дал мне включиться в разговор. Слегка переместившись и став лицом ко мне, он успешно изолировал меня от остальных. При этом он продолжал осматриваться, оценивая мою работу, инспектировал пол, потом объектом его внимания стал потолок, точнее, стеклянная крыша. Когда он перевел взгляд на меня, его лицо было серьезным.

— Ты пошел еще дальше своего первоначального проекта. Ну и размах у тебя!

— Решил ни в чем себе не отказывать! — хвастливо заявил я, борясь с неожиданно подкатившей тошнотой.

Он отпил шампанского, продолжая наблюдать за мной.

— Ты прав, Янис, можно смотреть на вещи и под таким углом. Ты задействовал чудеса изобретательности, чтобы выиграть пари, и тебе это удалось.

— Ну, ты меня знаешь, я же гениальный махинатор! — Иногда махинации дорого обходятся.

Он знает, он обо всем догадался. Как я мог полагать, будто он не заметит катастрофу, к которой я мчусь на всех парах?! Я почувствовал, что земля разверзлась у меня под ногами. Он добьет меня, нанесет роковой удар при большом стечении публики, отомстит за бегство из своего проектного бюро. Меня дико разозлило, что он с такой легкостью разоблачил меня. Я сделал глоток шампанского.

— Ты работаешь и над другими проектами? — продолжил он.

Я нахально вздернул бровь:

— От желающих нет отбоя. А как твой бизнес?

— М-м-м! У меня все не так грандиозно, как у тебя, но дела идут. Недавно взял на работу нового сотрудника.

— Вот и хорошо!

— Будь осторожен, — посоветовал он и бросил значительный взгляд на Веру. — Не забывай о ней, пожалуйста.

Я стиснул челюсти.

— Не нуждаюсь в твоих советах. Я отлично справляюсь. Мы отлично справляемся.

Он понимающе кивнул:

— Как скажешь.

Не похоже, что Люк злорадствует по поводу грозящего мне бедствия. Он отвернулся от меня и обратился к Шарлотте:

— Пошли, — шепнул он ей.

Она с нежностью посмотрела на него. Шарлотта, нежно глядящая на Люка?! Похоже, из-за алкоголя у меня начались галлюцинации. Другого объяснения нет.

— Да, пойдем, здесь больше нечего делать, — согласилась она.

На Верином лице было написано такое же изумление, как на моем.

— Всего доброго, — откланялся Люк. — Поцелуйте от меня детей.

— Вера, звони, если что, — выплюнула Шарлотта, явно сама не веря в то, что говорит.

— Ну да, обязательно.

Они кивком попрощались с Тристаном.

— До свидания, Шарлотта, было очень приятно с вами познакомиться. Удачи, Люк, — ответил Тристан.

Они ушли, не сказав больше ни слова. Люк положил руку Шарлотте на талию.

— Ты тоже это видишь? — выдохнула Вера.

— Они отлично шифровались. Но пусть делают что хотят, нам-то какое дело.

— Ты прав.

Она повернулась к Тристану:

— Мне очень неприятно, что они так себя вели с тобой.

— Не извиняйся за них. Ни ты, ни Янис ни в чем не виноваты. Но меня беспокоит то, что Люк мог тебе наговорить, — обратился ко мне Тристан. — Он не пытался надавить на тебя?

— Попробовал выяснить насчет моих новых контрактов и с удовольствием сообщил, что нашел, кем заменить меня в бюро.

— Логично. Лучшая защита — нападение.

— И как ты это воспринял? — обеспокоенно спросила Вера.

— Хочешь знать как? — ответил я, сдвигая с ее лба выбившуюся прядь. — Так вот, мне по барабану! Не было бы других проблем! Давай выпьем по последней — и домой!

Всего лишь полгода назад, то есть до того, как Янис ушел в свободное плавание, а я перестала что-либо понимать и уж тем более контролировать, — до всего этого такой вечер был бы самым что ни на есть обычным. Сегодня же он представлял собой настоящее событие, поскольку мы собрались за столом в полном составе, впятером. Янис почтил нас своим присутствием. Точнее, не Янис, а его телесная оболочка, так будет правильнее, потому что он открывал рот только для того, чтобы залить в него свое чертово пойло. Я лезла из кожи вон, чтобы отвлечь дочку и сыновей от мрачного — отныне всегдашнего — настроения их отца. Да, они были растеряны, но все еще пытались привлечь его внимание. А ведь это продолжалось уже довольно долго. До окончания работ в концепт-сторе я терпела сжав зубы, молчала, убеждая себя и пытаясь убедить детей, что его странное поведение объясняется переутомлением и стрессом. Я не сомневалась, что после открытия все станет на свои места. Но магазин открылся больше двух недель назад, с профессиональной точки зрения это был блестящий успех. Однако ситуация в доме с каждым днем становилась все тягостнее. К подавленному настроению добавилась совсем не свойственная ему пассивность, вялость. Он, казалось, бесцельно слоняется, ничего не делает, ничего не хочет. Таким я никогда его прежде не видела. Я пробовала его разговорить, выяснить, что его гнетет, а он всякий раз увиливал, отвечал, что все в порядке и никаких проблем нет, просто у него слишком много работы и он валится с ног от усталости. Но я чувствовала, что дело не в этом. Наблюдая за ним, когда мы ужинали, я убедилась, что с ним что-то не так: он ничего не ел, только ковырял вилкой в тарелке.