Аньес Мартен-Люган - Ты слышишь нашу музыку?

— Ох… это… я хотела сегодня заняться финансовыми подсчетами, но, знаешь, как-то не вышло…

— Как ты справляешься? Тебе что-нибудь нужно? — Нет, ничего, Тристан.

Он встал и пересел поближе ко мне, на журнальный столик; я заметила, что в последние недели он становился менее церемонным, более естественным. Это ему шло.

— Вера, что ты решила насчет рождественских подарков для детей? Ты же наверняка думаешь об этом и нервничаешь. Позволь мне помочь, я мог бы одолжить…

Я подняла руку, заставляя его замолчать:

— И речи быть не может! Мы и так должны тебе слишком много денег.

— Это долг Яниса, а не твой.

— Спасибо, но я сама разберусь.

Легко сказать. Пока не начался этот кошмар, моей зарплаты хватало на ежемесячные выплаты по ипотеке и небольшие дополнительные расходы. Сегодня ее нужно было растягивать и на все остальное. Как ни считай, концы с концами не сходились. Еще немного — и чтобы пойти за продуктами, не говоря уж о содержимом мешка Деда Мороза, придется вскрывать заначку, которую я придерживала к празднованию юбилеев — Яниса и нашей свадьбы. Если, конечно, не увеличивать и без того огромный перерасход по моему счету. К тому же я не имела ни малейшего представления о том, что с нами будет через год.

— Редко я встречал таких гордых людей, как ты, — заметил он со своей привычной ухмылкой.

Я научилась расшифровывать эту кривоватую гримасу, она означала, что Тристан одобрил мои слова, хотя они его позабавили.

— Делаю что могу.

Он поймал мой взгляд.

— Я волнуюсь за тебя, у тебя усталое лицо.

— Мало сплю, но это не важно. Все нормально…

Мы поняли друг друга.

— Иди ложись, я ухожу. — Он поднялся со столика. — Не вставай, я сам найду дорогу.

Подойдя ко мне, он поцеловал меня в щеку. Даже этого Янис больше не делает…

— Спокойной ночи, Вера.

— Спасибо, что зашел.

Я следила за черной фигурой, покидающей квартиру. Чем слабее становился Янис, тем более сильным казался Тристан. А ведь еще несколько недель назад этого нельзя было даже представить себе. Раньше Янис всегда занимал так много места. Кто бы мог помериться с ним силой, пока он не переменился?

Общение с Тристаном благотворно влияло на меня, хотя мы разговаривали едва ли не исключительно о Янисе и о той ситуации, в которую он нас увлек. Но отношение Тристана к происходящему меня успокаивало. Пусть я не просила его практически ни о чем и отказывалась от любой помощи, которую он предлагал, — благодаря Тристану я была не такой одинокой. Если бы он вдруг надумал бросить меня, мне было бы ужасно скверно. И у меня ни разу не потянулась рука позвонить Люку или Шарлотте.

На следующий вечер я задержалась на работе, и, как назло, поезд застрял в туннеле чуть ли не на четверть часа. Выйдя из метро, я понеслась на крейсерской скорости, что было не слишком полезно моему и без того ослабленному организму. Издали я увидела, как из школы уводят последних припозднившихся детей. Я побежала еще быстрее и едва не потеряла сознание перед дверью. Воспитательница продленки с недоумением смотрела на меня:

— Э-э-э… детей уже забрали. На этот раз, как ни удивительно, чуть раньше времени, — съязвила она.

В обычной ситуации замечание по поводу моих опозданий неминуемо вывело бы меня из себя. Но сейчас ситуация была далека от обычной. Меня снова сковал ледяной холод, я съежилась.

— Где они? — всполошилась я. — С кем они ушли?

Похоже, она решила, что я свихнулась.

— С отцом, а что?

Это был как раз тот ответ, которого я боялась. Почему он вдруг объявился? Куда он их увел? Я развернулась, собрала последние остатки сил и побежала. Я летела между прохожими, расталкивала их, кричала, чтобы пропустили. Я отдавала себе отчет в том, что разумных оснований для страха нет: да, Янис изменился, но не настолько, чтобы увести детей невесть куда, не предупредив меня. Дети — это все, что у меня осталось от нашей прежней жизни, они напоминали мне о том, что мы когда-то были счастливы, они были плодом нашей с Янисом безмерной любви. С тех пор как все пошло вразнос, я вставала по утрам только ради них. А по вечерам, когда я забирала их из школы и мы рассказывали друг другу о том, что случилось за день, я начинала свободнее дышать. Это была маленькая пауза посреди нескончаемой суматохи. Путь от школы до дома был словно территория, свободная от забот. А Янис взял и украл такой необходимый мне момент радости. Я остановилась у лифта и принялась давить на кнопку вызова, не отрывая пальца и прекрасно понимая, что это не заставит кабину спуститься быстрее. С грохотом ворвавшись в квартиру, я хлопнула дверью, не останавливаясь, влетела в гостиную и услышала Виолеттин щебет. Она рассказывала о своей жизни Янису, сидя у него на руках и так крепко обнимая его, что казалось, еще немного — и задушит. Но счастливой была только Виолетта: Жоаким и явно опасавшийся репрессий со стороны старшего брата Эрнест забились в угол и дулись. Когда я выскочила на середину комнаты, Янис даже не попытался что-либо произнести. Он выглядел сконфуженным, словно его поймали с поличным. Он похудел, а из-за непривычной трехдневной щетины его трудно было узнать. Она уродовала его заострившееся лицо. Он производил впечатление окончательно опустившегося человека, и мне захотелось завопить: «Возьми себя в руки! Ты должен бороться!» Однако если не принимать в расчет Янисово состояние, передо мной сейчас предстало некое подобие семьи, какой я ее знала раньше: родители и дети дома после школы. Жоаким и Эрнест поднялись и подошли поближе ко мне, причем Жоаким стал впереди, словно намереваясь меня спасать, а Эрнест спрятался за моей юбкой, будто хотел спастись сам.

— Мама! — закричала Виолетта. — Смотри! Папа вернулся! Это так здорово!

Я не сумела ничего ответить.

— Здравствуй, Вера, — робко произнес Янис.

— Дети, бегом в свои комнаты, я сейчас приду к вам, и отправимся в душ.

— Нет! Я не хочу! — завопила Виолетта.

— Делай то, что я велела, и не спорь! — Я сорвалась на крик.

В последние дни усталость и постоянная взвинченность мешали мне быть ласковой с ними. Я нервничала все больше и больше, причем часто из-за ерунды. И присутствие Яниса только усугубило ситуацию.

— Надо слушаться маму, — мягко призвал он дочку. — Но папа!

Он потерся носом о ее нос:

— Я прошу тебя.

Она в конце концов подчинилась, спрыгнула с его коленей и скрылась в коридоре.

— Я пойду с ней, — объявил Жоаким.

— Спасибо, родной.

Он последовал за сестрой, не удостоив отца взглядом. Эрнест отлепился от моих ног и побрел к спальням, но на полпути остановился и бросился в объятия Яниса, который изо всех сил сжал сына, зажмурился, вдохнул его запах. Я предпочла отойти от них. Вцепившись в кухонный стол рядом с раковиной, я старалась не слышать их разговор, но для этого мне пришлось бы заткнуть уши. Янис шептал Эрнесту, что все уладится. Интересно, откуда ему это известно? Эрнест рассказывал Янису, что Жоаким всякий раз повторяет, будто у них больше нет папы, он о них забыл и плохо обошелся с мамой. Янис отвечал, что любит нас четверых больше всего на свете, извинялся, что испортил нам жизнь, не делал для нас то, что должен был. Потом я услышала, как он просит сына пойти к Жожо и Виолетте, потому что ему надо поговорить с мамой.