Аньес Мартен-Люган - Ты слышишь нашу музыку?

— Вера? — позвал меня Янис через какое-то время. Я оглянулась. Он стоял по другую сторону кухонного острова. Нас разделял этот кусок дерева, выпиленный, отполированный, собранный его собственными руками, тот самый кусок дерева, за которым мы приняли множество решений, на который Янис меня не раз сажал, где он целовал меня, помогал детям рисовать и работал — себе и нам на погибель — над проектом концепт-стора. И вот теперь этот кусок дерева шириной в какой-то жалкий метр вдруг стал непреодолимой преградой.

— Зачем ты явился? — рявкнула я.

Как обычно, нападение — мое любимое оборонительное оружие.

— Я даже не собирался с ними разговаривать. Я просто хотел увидеть их. Увидеть вас.

— Ты что, прятался за углом, шпионил за ними? Совсем свихнулся?

Он отвел глаза.

— Я не в первый раз прихожу к школе.

Я шарахнула ладонью по столу. Янис дернулся, он не привык видеть меня такой агрессивной.

— Да ты что? Ты за нами подглядываешь? Не могу поверить! И сколько это продолжается?

— Да нет же, просто я по ним скучаю, и по тебе скучаю.

— Ты, ей-богу, обезумел! Превратился в грязного вуайериста, или что? А у тебя не мелькнула мысль, что они могли заметить тебя, а ты бы это прозевал? И что бы с ними тогда было?

Он совсем сник.

— Не подумал? Так я тебе сейчас скажу. Это разбило бы им сердце!

Он тяжело дышал, его руки дрожали.

— Прости. Я сам не понимал, что делаю.

— Что-то это стало с тобой случаться слишком часто. Ты перестал что-либо понимать. Перестал отвечать за себя. И при этом рассчитываешь, что я снова буду доверять тебе? Да мне теперь будет постоянно чудиться, что ты стоишь где-то у меня за спиной!

— Я что, не имею права беспокоиться о вас? — взвился он. — О тебе?

— Твое так называемое беспокойство не помешало тебе затолкать нас по уши в дерьмо!

Он вцепился в столешницу. Его руки показались мне еще больше, чем я помнила, они были сплошь покрыты порезами, мозолями и шрамами. Он вздохнул:

— Я хотел узнать, что у вас происходит, по-настоящему узнать, и единственное, что я придумал, — подождать их у выхода из школы.

А я считала, что Тристан сообщает ему все наши новости.

— Надеюсь, тебе не взбрело в голову, что я способен причинить вам вред?

Голос его сорвался, ему было явно очень больно.

— Осознанно — наверное, нет. Но ведь ты сейчас сам на себя не похож. Ты пугаешь меня, Янис.

Он сгорбился, провел рукой по лицу:

— Вера, клянусь тебе, я пашу как ненормальный, чтобы исправить все, что наворотил.

Я закатила глаза:

— Что за чушь! Уверена, ты целыми днями накачиваешься пивом и ничего не делаешь.

Он грустно хмыкнул:

— После моего вранья, да еще с моей теперешней жуткой рожей, неудивительно, что ты мне не веришь. Но я говорю правду, я работаю день и ночь, и я тебе это докажу.

Его слова звучали так искренне!

— Не приходи больше к школе. Пока не приходи. Я не хочу еще раз пережить такой шок, как сегодня.

— Вера, я себе это позволил только потому, что ты опаздывала, иначе я бы…

— Ты что, хочешь сказать, будто во всем виновата я?

— Конечно нет! Я еще не сошел с ума! У наших детей не могло быть лучшей матери, чем ты. Просто мне было больно смотреть, как они вот так стоят и ждут за забором, к тому же на улице холодно, и я подумал, что дома им будет лучше. Но я больше не стану так поступать, если ты считаешь, что это им вредит.

Я отвела взгляд.

— Ладно, попрощайся с ними и иди.

— Хорошо, как скажешь.

Виолетта разрыдалась, услышав, что Янис уходит. Он взял ее на руки и стал что-то шептать на ухо, поглаживая по спине. Скорее всего, это ее успокоило, всхлипы прекратились. Но она продолжала цепляться за папу.

— Пойди к маме, — велел он. — Она тебя обнимет и крепко поцелует, и все будет хорошо.

Он вырвался из ее объятий и отдал мне дочку. Мы переглянулись, и я едва не капитулировала. Мне захотелось попросить его остаться, захотелось снова поверить в него. Я сцепила зубы, чтобы не поддаться искушению. Слишком долго — с тех самых пор как ушел на вольные хлеба — Янис водил меня за нос с помощью таких вот взглядов. Больше я так легко на удочку не попадусь. Янис направился к мальчикам, Жоаким с вызовом посмотрел на него.

— Продолжай заботиться о маме, Жожо, — попросил его отец.

Жоаким отвернулся, а Янис присел на корточки перед Эрнестом, погладил его по щеке, по рукам.

— До свидания, папа.

— Слушайся старшего брата. Ладно?

— Обещаю.

Он поднялся, сделал шаг по направлению ко мне, спохватился и горько вздохнул.

— Вера, если я понадоблюсь, я всегда готов. Больше я тебя не разочарую.

Он посмотрел на каждого из детей по очереди, заставил себя подмигнуть им и открыл входную дверь. Закрыл он ее очень осторожно, почти бесшумно. Янис, ставший тихим!.. Я едва сдержала рыдание. Этой ночью нас всех ждет беспокойный сон.

Однажды утром несколько дней спустя, когда я проснулась и спустила ноги на пол, меня закачало. Это совсем не напоминало усталость, накопившуюся в последние недели, нет. Видимо, обычная простуда, которой наградили меня дети, приняла тяжелую форму. Однако и речи быть не могло о том, чтобы поддаться недомоганию и остаться в тепле под одеялом. В прежние времена я бы позвонила Люсиль и предупредила ее, что заболела, а она бы ответила «нет проблем, придешь завтра, когда станет лучше». Янис несколько раз за день забежал бы домой, соорудил бы мне грог, притащил «девчоночьи», как он их называл, журналы, а назавтра я бы уже отправилась на работу, пусть и с заложенным носом, но уже без температуры и без угрозы осложнений. Сегодня же надо было выкручиваться без помощи этих милых ритуалов. Во-первых, уже невозможно заставлять Люсиль прикрывать меня и работать целый день в одиночку, она и так делает для меня достаточно много. С тех пор как Янис не живет с нами, она мирится с моими опозданиями, уходами раньше положенного времени и перепадами настроения, что само по себе нелегко. Во-вторых, нужно заниматься детьми.

Вот только все пошло не так, как я планировала. Эфирное масло, которым я намазала шею и под носом, наполнило офис ароматами лечебных трав, удивившими клиентов, но ничуть не помогло мне. Голова постепенно превращалась в арбуз, который вот-вот лопнет, глаза щипало, они наверняка были стеклянными, меня все сильнее трясло, горло зверски болело, тело ломило. Я кое-как высидела рабочий день, забрала детей, вымыла их под душем и ухитрилась приготовить ужин. Когда они сели за стол, я легла на диван. Я была решительно не в состоянии что-либо проглотить, но главное, меня не держали ноги, и мысль о том, что надо бы сесть к столу, была сама по себе невыносимо утомительной. Я оперлась затылком о мягкий подлокотник, закуталась до подбородка в плед и стала успокаивать себя тем, что так я, по крайней мере, могу следить за ними. А за мной неотрывно следил Жоаким. Я же время от времени посылала ему успокаивающую, как я надеялась, улыбку. Немного позже, когда все трое чистили зубы, расположившись в ряд перед умывальником, словно луковки на грядке, я, покачиваясь, прислонилась к стенке рядом с ними.