Владимир Топилин - Тайна озера Кучум

Перед спуском в долину остановились. Здесь всегда все останавливаются, потому что нельзя пройти мимо того, что естественно прекрасно. Куда ни кинешь взгляд, вокруг — горы! Гольцы, как всегда, гордые, величавые, кажущиеся неприступными. Вершины — рубчатые, скалистые, каменные — уже покрыты первым снегом. Здесь, вблизи, они резко очерчены. Там, у линии горизонта, утонули в матовой, голубой дымке. Но везде, куда бы ни упал взор человека, красота и великолепие.

Внизу, под ногами, долина Туманихи, знакомые глаза трёх Бирюзовых озёр. На берегу верхнего — прииск. Бараки, дом, склады. Мелкими муравьями копошатся люди. В поисках золотого счастья старатели бергало кидают лопатами землю. У приземистого домика стоят олени. А рядом знакомый силуэт. Загбой! Как не узнать его маленькую фигуру? Около него маленькая точка: не то собака, не то оленёнок. Какой оленёнок? Это же ребёнок! Загбой привёз с собой из долины Хабазлака своего сына Шинкильхора! Рядом женщина, наверное, Ихтыма. А вон по глади озера скользит серая щепка. Это Ченка поплыла ставить сети. Всё как всегда.

И кажется Уле, что это она уже когда-то видела, что всё это уже с ней происходило. И не было этих двух месяцев жизни в городе. Будто ездила она на белок Ухбай за черникой только на одну ночь: выехала вчера, а сегодня возвращается с полными потками сочной ягоды. И весь мир этот, реальный, существующий, с деревьями, реками, озёрами, островерхими гольцами, не может без неё жить так, как и она без него.

Так в чём же тогда смысл жизни? Быть вдали от тайги, в достатке, при удобствах, но мучиться, тосковать, медленно угасать. Или жить здесь, быть в постоянной борьбе со всевозможными трудностями, добывать себе пищу, но в душе испытывать наслаждение единением с природой. Кто знает настоящую истину?

Одно Уля понимает, что теперь не сможет жить в городе. Её родина — здесь. Горы — родной дом. Она не представляет себе другой жизни. И как прекрасно видеть зоркими глазами самые дальние линии голубого горизонта! Слышать лёгкий, волнующий душу разговор темнохвойного леса! Чувствовать томительный вкус увядающей осени! Воспринимать добро окружающих тебя людей. И дарить ответное тепло души тем, кто тебя любит. Наверное, в этом и заключается смысл жизни.

Не удержался Филя, снял из-за спины ружьё, взвёл курок, выстрелил в воздух. Крошечная фигурка у домика вскочила, настороженно застыла в немом ожидании. Смотрит Загбой сюда, на перевал, пытается выяснить, кто едет. Однако слишком далеко, не разобрать. Одно понятно: надо подживлять костёр, ставить казан, чайник. Приедут люди, с дороги надо подкрепиться. Накорми человека, поделись последним куском хлеба. А потом, в трудную минуту, он поделится с тобой. Так гласит закон тайги.

Засмеялся Филя:

— Эх, Загбой! Древняя твоя душа, встречай гостей!

Закинул за спину ружьё, хотел ехать вниз, по тропе, да вдруг приложил ладошку ко лбу, высматривая против солнца:

— А там кто догоняет?

Дрогнула Уля сердцем, круто развернулась в седле, взвизгнула от радости:

— Догнал таки! Я так и знала!

И поехала назад, навстречу всаднику.

— Что там? — прохрипел Егор, перекидывая через холку мерина деревянную ногу. — Кто там?

— А ты что, не знаешь, кто?

— Понятно, — растянул лицо в улыбке старший брат. — Во как любовь играет. Когда-то Лиза за тобой. Теперь вон Серёга за Ульянкой. Счастливые!.. — И уже на Филю, нарочито напущенно, в приказном порядке: — Но, что глазья-то выпучил? Давай, заворачивай коня. Что, не видел, как люди цалуются?..

Братья тронули поводья. Послушные лошади степенно, аккуратно переставляя ноги по крутой тропке, пошли вниз, на прииск, в долину Туманихи.

Перенова — первый прочный снежный покров в начале зимы.

Дынка — соболь (эвенк.).

Хоглен — созвездие Большая Медведица; Чолдон — Венера (эвенк.).

Они — мать (эвенк.).

Нинакин — собака (эвенк.).

Арамусы — длинная, во всю ногу, меховая обувь (эвенк.).

Баляга — родовой совет (эвенк.).