Жан-Мишель Генассия - Вальс деревьев и неба

Отец не читал ни ту ни другую, но слышал самые хвалебные отзывы. Винсент обещал их подарить.

— Завтра, когда я буду спокоен, я посажу вас на фоне синих волнистых холмов, как на пейзажах Юга. Облокотитесь получше щекой на кулак, пусть голова тяжело свесится.

Винсент поставил холст в положение «для портрета», выдавил содержимое множества тюбиков на палитру; я уселась позади на диван с твердым намерением следить, как он пишет, и черпать вдохновение в его манере работать, ведь самой мне не удавалось создать хоть что-то удачное. Винсент не торопился начинать, возможно, сосредотачивался; я для себя отметила, что следует собраться, прежде чем приступать к делу. Наклонившись чуть в сторону, я могла увидеть его орлиный профиль: что-то в композиции, казалось, его не устраивает.

— Мне хотелось бы, чтобы у вас был меланхоличный вид, доктор. Не отсутствующее или застывшее, а тоскливое выражение лица. Дайте себе волю, расслабьтесь.

Он подошел к отцу, сдвинул немного его локоть, заставив того чуть наклониться.

— Так лучше. Не двигайтесь, я на секунду.

Он вышел из гостиной, вернулся с белым картузом отца и протянул его.

— Не будете же вы писать меня в этом — в кепке, которую я надеваю, когда иду с сыном на рыбалку.

— Не беспокойтесь, доктор, это будет дружеский портрет.

Он надел картуз ему на голову, сдвинул немного вперед.

— Примите позу, пожалуйста.

Возникла легкая заминка, и я подумала, что отец сейчас встанет и пошлет его подальше вместе с необычными требованиями, белым холстом, на котором никогда не появится живопись, палитрой с обилием синего всех оттенков и походным мольбертом, а сам он, доктор Гаше, придерживающийся столь высокого о себе мнения, выскажет все, что думает о мудреных сегодняшних художниках и об их современных полотнах. Но он ничего не сказал; дважды поднял глаза к козырьку картуза, тяжко вздохнул и подчинился. Он принял нужную позу так естественно, что Винсенту не понадобилось ничего поправлять, словно они оба целиком разделяли убежденность в том, какой представляется будущая картина. Я отметила в другом уголке сознания, что модель и художник должны пребывать в полном согласии и именно этот симбиоз лежит в основе идеальных произведений. Меня удивило, как неожиданно Винсент начал писать. Ни эскиза, ни этюда, ни предварительного наброска.

Когда я возвращаюсь мысленно к тому сеансу позирования, я не могу ничего вспомнить. Ни сколько он длился, ни что могло быть сказано за это время, ни даже разговаривали ли мы вообще, ни колебания, которые мог испытывать Винсент, создавая этот шедевр. Я только помню, что он написал его на одном дыхании, не останавливаясь, начав с того, что провел линию горизонта, видимого только ему одному, а потом приступив к овалу лица.

В те времена кино еще не изобрели, о чем я очень сожалею: мне так хотелось бы запечатлеть на пленке Винсента, когда он работал. Он написал отца за два с половиной часа и закончил работу у себя в мансарде на следующий день. Но вот что я хочу вам сказать сейчас: Винсент написал только один портрет отца. Один-единственный [31] Известно два портрета доктора Гаше кисти Ван Гога. Один продан в 1996 г. в "неизвестные руки" (относится к десятку самых дорогих картин в мире), второй выставлен в музее Орсэ в Париже. .

Письмо Винсента к Тео, 4 июня 1890 г.

«Работаю сейчас над его портретом: голова в белой фуражке, очень светлые и очень яркие волосы; кисти рук тоже светлые, синяя куртка и кобальтовый фон. Он сидит, облокотясь на красный стол, где лежит желтая книга и веточка наперстянки с лиловыми цветами. Вещь сделана с тем же настроением, что и мой автопортрет, который я захватил с собой, уезжая сюда. Г-н Гаше в безумном восторге от этого портрета…»

Винсент с крайней тщательностью вытер кисти и сложил свои принадлежности в сумку. Отец в восторге рассматривал неоконченный портрет и задавал вопросы, на которые Винсент не отвечал: когда будет закончено полотно? Почему наперстянка кажется такой подвядшей, хотя она совсем свежая? Видел ли он «Мыслителя» г-на Родена и знаком ли с этим великим скульптором? Винсент покачал головой.

— Я пошел к себе. Надо еще поработать над картиной, она будет закончена завтра.

Он казался усталым, лицо осунулось, кожа приобрела сероватый оттенок. Попросил у меня стакан воды, я принесла графин, он выпил подряд два больших стакана. Закурил трубку, надел свою фетровую шляпу. Я помогла ему сложить мольберт и свинтить ножки, проводила до двери.

— Это замечательная картина. Вы можете ею гордиться, даже очень гордиться.

— Да, хорошая получилась работа. Портреты всегда утомительней писать, чем пейзажи, это вытягивает всю энергию.

— Прошу вас, Винсент, возьмите меня ученицей. Мне столько надо всего узнать. Я хотела бы позаниматься на курсах, но это невозможно. А с вами у меня получится, я уверена.

— Я ничего в этом не понимаю, Маргарита, я не педагог и стал бы плохим преподавателем, я все время что-то пробую и начинаю сначала, постоянно импровизирую и ни в чем не уверен. Иди в «Боз-Ар», там тебя научат.

— Туда не принимают женщин.

— А! Я не знал. А в академию Жюлиана? [32] Академия Жюлиана ( фр . Académie Julian) — частная академия художеств в Париже, основанная художником Родольфо Жюлианом в 1868 г. В XIX в. была крупнейшим конкурентом парижской Школы изящных искусств.

— Я не знаю, где это.

— Это такая мастерская на Монпарнасе. Они берут женщин, это точно.

— Отец не захочет платить за мое обучение.

— Нет, я не хочу, у меня нет времени, не рассчитывай на меня.

Он ушел, не обернувшись. Я смотрела, как он удаляется, пока он не исчез за углом улицы.

«Лантерн», 24 февраля 1890 г.

«Это было вчера, в субботу — вернисаж в салоне женщин-художников… Как обычно, по большей части были представлены картины с цветами… В этом жанре женщины великолепны… Так почему же женщинам не хватает мудрости держаться того, что у них получается? Почему их так притягивает серьезная живопись, а то и портрет?»

Я пропустила подряд две встречи с Элен по средам, забыв даже предупредить ее, и хотя она не станет сердиться, мне не хотелось подводить ее снова, что могло бы ее ранить, и потом, встреча с ней пойдет мне на пользу. Я была выбита из колеи, потрясена, а Элен, которая никогда не витала в облаках, сможет вернуть меня на твердую почву. Жара была изнуряющей, и ни одно облачко не желало задержаться над нашими головами.

Медленным шагом двигаясь по деревне, я напрасно искала его; прошлась вдоль берега, добралась до самого Монселя, который он вроде бы особенно любил, но Винсент исчез. Я бродила кругами и вдруг повернула обратно, почувствовав, что у меня подкосились ноги; я не нужна ему, у него есть его живопись, которой он принадлежит без остатка, и если я найду его, то только побеспокою. А потом я сказала себе: тем хуже, я все пойму, нужно брать судьбу в свои руки, он будет рад увидеть меня, мы поговорим, я забьюсь в уголок и стану совсем незаметной, он забудет о моем присутствии. Или, может быть, он пристроил свой мольберт так, чтобы я его не видела, и теперь посмеивается, глядя, как я хожу туда-сюда? Это было бы ужасно. Но мне не верится, это не в его духе, он слишком поглощен своей работой, чтобы у него мелькнула мысль поиграть со мной.