Жан-Мишель Генассия - Вальс деревьев и неба

"Лантерн", 14 мая 1890 г.

"Нью-Йорк. Пришло сообщение из Питсбурга: самое крупное агентство по найму иностранных рабочих в Пенсильвании решило больше не нанимать итальянцев в силу их недостаточной работоспособности. Их заменят неграми".

Я не видела его два дня, и на следующую ночь я не осмелилась прилечь на кровать, устроилась на стуле в своей комнате в ожидании, пока смогу улизнуть, и взялась за только что вышедший роман "Человек-зверь" [45] "Человек-зверь" — роман Эмиля Золя, семнадцатый из цикла о Ругон-Маккарах. , о котором ходили самые противоречивые мнения, но мне не удавалось сосредоточить внимание, мысли убегали. Я почувствовала, как во мне поднимается незнакомое и неприятное чувство, почти невыносимое, и овладевает мной, как яд.

Когда я пришла на постоялый двор Раву, его там не было. Ни Аделина, ни кто-либо еще не видели его весь день. Она сказала, чтобы я не беспокоилась, — то, что обычно говорят, когда дела оборачиваются плохо, и предложила тарелку супа, но мне не хотелось ни есть, ни разговаривать с ней. Винсент мог уехать в Париж повидать брата, или он решил навестить Писсарро, который плохо себя чувствовал, но мне он ничего не сказал, и сердце заходилось в тревоге.

Был конец июня, и я слонялась где придется; погода была такой теплой, что я решила присесть на скамью у берега Уазы, безразличная к красоте уходящего дня. Незаметно подступала синеватая ночь, берега начинали сливаться с рекой. Услышав шаги на дороге, я подняла голову. Винсент стоял передо мной с холстом под мышкой, сумкой через плечо и сложенным мольбертом в другой руке.

— О, Маргарита, что ты здесь делаешь в такой час?

Я не знала, что ответить, — не могла же я сказать, что чувствовала себя потерянной и умирала от дурных предчувствий. Винсент аккуратно прислонил полотно, положил мольберт и сумку, снял шляпу и присел рядом со мной; достал свою трубку и раскурил ее. Мы сидели бок о бок, он протянул мне трубку, я отказалась, покачав головой.

— Думаю, сегодня я написал хорошее полотно. Теперь я работаю на острове, там никого нет, у меня ощущение, что я один в мире. И я доволен, это было нелегко, ничего не шло в голову, я долго ходил вокруг до около, как лис вокруг курятника, говорил себе, что на этот раз ничего не получится, но держался, не надо себя слушать, иногда нужно бороться, живопись не всегда удовольствие, а потом все пришло, одним махом, как будто гейзер забил ключом, и в результате все получилось. У меня всегда трудности с белилами, и с цинковыми, и со свинцовыми, но я наконец нашел решение. Нужно использовать серебристые или церуссу [46] Серебристые, церусса — виды свинцовых белил. как основу, а для поверхностного слоя — цинковые, а главное, следует свести количество масла до минимума. Я говорю это, потому что, если ты хочешь стать хорошим художником, ты должна внимательно относиться к материалу, а то иногда художники смотрят на это свысока. Одни и те же краски могут сильно различаться. Вот я использую недорогие холсты и краски плохого качества, а надо бы тратить, не считая, но я не тревожусь, все будет, когда мои полотна начнут продаваться.

Он взял полотно кончиками пальцев, чтобы показать мне.

— Приходится осторожничать, оно еще не высохло.

Я бросила взгляд. Вокруг нас сгустилась ночь, света не хватало, и он поставил холст обратно. Несколько раз затянулся трубкой, но она погасла, он вздохнул, и повисло бесконечное молчание.

— Я тут подумал, Маргарита, и решил, что нам обоим надо остановиться.

Я не ответила. По коже пошли мурашки, я вглядывалась в дальний берег, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха.

— Лучше остановиться, пока все не стало слишком серьезно, когда уже нельзя будет повернуть назад. Ты так не думаешь?

— Вы больше не верите в любовь?

— Я верил, давно, но разочаровался.

— И не хотите больше верить?

— Ты слишком молода для меня, я слишком стар для тебя.

— Какое значение имеет возраст, нужно быть счастливыми сейчас, а не позже или никогда: именно сейчас. Лучше несколько лет счастья с тем, кого я люблю и кто будет любить меня, чем целая жизнь, полная скуки, с кем-то другим.

— Я вдвое старше тебя, Маргарита, у нас нет будущего.

— А много вы знаете любящих пар, у которых любовь продлилась долго? Значит, не важно, сколько времени нам отпущено, мы разделим его друг с другом, мы будем счастливы, а это главное, верно? По крайней мере, я не стану такой, как другие женщины; когда я состарюсь, у меня не будет сожалений, я смогу сказать себе: я была счастливой женщиной, я любила мужчину, и он любил меня. И потом, кто сказал вам, что я хочу прожить с вами всю мою жизнь? Что это за вздор про вечную любовь? Я не хочу за вас замуж, я просто хочу жить с вами. Десять месяцев, десять лет? Больше, меньше? Как мы можем знать, чего захотим завтра? Зачем сажать себя на цепь? Мы останемся вместе столько, сколько захотим, нужно только быть счастливым и позволить себе любить.

— Но мне нечего предложить тебе, Маргарита, у меня и ста франков собственных нет. Я завишу от щедрости брата, мои полотна не продаются, ты не знаешь, что такое бедность.

— Не имеет никакого значения, бедный вы или богатый, Винсент, я люблю вас за то, какой вы есть, за взгляд, каким вы на меня смотрите, за вашу улыбку и за ваши картины, которые переполняют меня счастьем.

— Я слишком стар, чтобы создавать семью и заводить детей, для меня это слишком поздно.

— Ваш брат немногим младше вас, у него ребенок, и он счастлив, верно?

— Да, но я чувствую себя старым и усталым, Маргарита, живопись поглощает меня целиком, она не оставляет мне сил на любовное приключение, я могу посвятить себя только живописи и ничему другому. Я не хочу историй, которые могут стеснить меня. Я вижу, как мучаются мои друзья-художники, у которых есть семьи, таких забот я себе позволить не могу. В один прекрасный день ты скажешь мне, что тебе нужен дом и дети, а такая жизнь не для меня. Единственное, чего я хочу, — это писать, постоянно, днем и ночью, и ничего другого, но это требует такой энергии, что на остальное ее не хватает, и не надо на меня за это сердиться, Маргарита, мне нечего дать другим, кроме картин.

— Посмотрите на меня, Винсент, скажите, что я для вас пустое место, что вы меня не любите, что вы меня не хотите. Скажите мне это в глаза, я уйду и больше никогда вас не побеспокою.

— Ночь спустилась, Маргарита, я едва вижу тебя.

"Лантерн", 18 мая 1890 г.

"…В соответствии с параграфом 3 статьи 3 Закона о госбюджете от 17 июля 1889 года, "отцы и матери семи живых, законных и признанных детей" освобождаются от частного налога на недвижимость… Посредством данной налоговой льготы, предоставляемой многодетным семьям, государство надеялось способствовать приросту населения".