Жан-Мишель Генассия - Вальс деревьев и неба

Вечером, когда дом засыпает, я сбегаю, как воровка, прохожу через пустынную деревню, и мы встречаемся в комнате пансиона Раву. Много раз я заставала Винсента спящим на кровати, в одежде. Тогда я сажусь на стул, я люблю смотреть, как он спит: он кажется таким спокойным, улыбается, нижняя губа шевелится, может, он разговаривает со мной в своем сне, потом я ложусь рядом, стараясь не разбудить его, он почти ничего не осознает, только подвигается, освобождая мне место на узенькой кровати, и мы лежим, прижавшись друг к другу. Я борюсь со сном, ужасаясь при мысли, что могу проснуться только ранним утром, я пользуюсь этим благословенным временем, которое мы проводим одни и вместе, когда никто не может вмешаться и разъединить нас. А потом, повернувшись, он обнаруживает меня, его лицо освещается радостью: О мое маленькое подсолнышко, ты здесь! Он прикасается легким поцелуем к моим губам, мы лежим лицом друг к другу, и я вижу в глубине его души всю любовь, которую он ко мне испытывает, он гладит мое лицо кончиком пальца и улыбается, как улыбаются подруге своего сердца, с бесконечной лаской, и я, ловя этот обращенный ко мне взгляд, знаю, что он меня любит так, как любая женщина мечтает, чтобы ее любил мужчина ее жизни. Когда у него возникает желание, он поднимает мою юбку и берет меня, как ему нравится, я не возражаю, потому что хочу, чтобы он получал со мной удовольствие, пусть даже сама я никогда не чувствую ничего, кроме тяжести его тела, его пальцев, впивающихся в мою кожу, бороды, которая царапает мне лицо, его сладострастных криков — вот все, что я испытываю, но меня и это переполняет. Он спрашивает, ему важно, чтобы я была счастлива, как он сам, чтобы мир завертелся и для меня тоже, я не хочу ему лгать, и он приходит в смущение. Это придет со временем, мое маленькое подсолнышко, это придет, вот увидишь . Я верю ему, но не спешу. Целую его и прижимаю к себе изо всех сил. Должна ли я сказать ему, что начинаю что-то чувствовать? Да, но что? Я его женщина, и это самое большое счастье, которое он может мне дать.

"Лантерн", 14 марта 1890 г.

"Апелляционный суд города Дижона недавно вынес постановление, которое многим, безусловно, покажется чрезмерным. Суд постановил, что действия, предшествующие браку, не могут служить основанием для просьбы о разводе, а в силу этого обстоятельства супругу-ответчику не может вменяться в вину то, что он скрыл какие-то факты от своего будущего партнера по браку. Согласно этому принципу, муж не может обосновать свою просьбу о разводе с женой ссылкой на тот факт, что она скрыла от него наличие любовника до супружества…"

Мы не виделись вот уже два дня, и мне так его не хватает, что эти дни стали истинным наказанием. Я уже собиралась отправиться на его поиски, как вдруг ко мне нагрянул Жорж с известием, что отец его окончательно доконал и он принял решение с сентября записаться на факультет фармацевтики, а потому желал бы знать, собираюсь я выходить за него замуж или нет. Я не смогла скрыть полное отсутствие энтузиазма, он намекнул, что нам предстоит долгий период обручения, возможно целый год, а то и два, если мы по-умному себя поведем. В результате мы сможем отказаться от своего решения, а на все это время отец оставит его в покое; иначе над ним разразится катастрофа, отец в два счета выставит его за дверь, и ему не останется ничего другого, как записаться в армию в Африку, что, памятуя о дикарях и царящих там ужасных болезнях, беспременно приведет его к верной погибели.

— Ты смерти моей хочешь, Маргарита, да?

— Разумеется, нет, но я отказываюсь лгать. Если бы я должна была выйти замуж, то уж лучше за тебя, но это невозможно, понимаешь? Почему ты не попросишь Элен или ее младшую сестру, она чистое очарование и мечтает завести четырех или пятерых детей?

— Я уже предлагал им, но Элен не хочет замуж за фармацевта, а ее сестре я не по вкусу, и потом, отец выбрал тебя. Он собирается снова пригласить вас на обед в одно из ближайших воскресений, твой отец предпочитает дождаться конца учебного года, чтобы не помешать учебе брата.

— Этот брак невозможен, твоя мать меня не выносит.

— А, ты в курсе, она выдумывает невесть что и разводит тайны, но ее мнение не в счет, все решает отец. Послушай, Маргарита, мой отец богат, я унаследую половину его состояния и еще состояние тетки, у которой нет детей. Мы знакомы с детства, у нас будет прекрасная жизнь, ты будешь свободна делать все, что захочешь.

— Лучше найди себе какую-нибудь другую.

— Но отец хочет, чтобы я женился на тебе! Я могу немного подождать, подумай над моим предложением, и ты увидишь, что ты в чистом выигрыше, в конце концов, у тебя же нет приданого. Тебе будет трудно найти лучшую партию. Я тебя не тороплю, но я должен получить ответ до того, как запишусь на факультет, скажем, до начала сентября.

После этого объяснения в любви Жорж оставил меня в полной растерянности. Я больше не знала, должна ли я отказаться и жить своей жизнью или же согласиться и все равно жить своей жизнью. Я пошла искать Винсента, решив поговорить с ним и узнать его мнение, но нигде его не увидела, он словно испарился.

Когда наступил вечер, я, дожидаясь, пока уснет Луиза, совершила глупейшую ошибку: прилегла на кровать и стала перебирать в голове все события последних недель, появление Винсента, открытие его живописи, нашу историю, такую прекрасную и сложную, и тут, как и он, заснула, одетая. Когда я раскрыла глаза, солнце уже встало, птичий гомон оглушал, и мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что ночь прошла. Я кинулась вон из комнаты. Луиза чистила венецианское зеркало у входа и удивилась, что я так рано встала. Я ничего ей не ответила и вышла из дома, только услышала, как она кричит мне вслед, что я забыла надеть шляпку. Я бежала до самого постоялого двора Раву, Аделина подавала кофе рабочим, я галопом взбежала по лестнице, перескакивая через ступеньки, распахнула дверь, комната Винсента была пуста, а кровать разобрана. Аделина сказала, что он ушел рано, как обычно не позавтракав, со своим мольбертом, сумкой и чистым холстом под мышкой, и она не знала, куда он отправился. С легкой улыбкой она спросила, не передать ли ему чего, но заметила, что я не расположена шутить. Она усадила меня, принесла кружку горячего кофе, намазала маслом кусок хлеба и посоветовала не беспокоиться, добавив, что она меня очень любит и я могу ей довериться.

Добрую часть дня я бродила по дорогам вокруг Овера во все стороны, но так его и не увидела. Я спрашивала каждого встретившегося крестьянина, но никто его не заметил, словно он исчез из этих мест. Кстати, местные не обращали на него внимания, плевать им было на него, как на прошлогодний снег, живопись их не интересовала, редко кто бросал взгляд на его холсты, находил их отвратительными и смеялся над ними; они считали его чудаком, оригиналом или сумасшедшим.