Мари Осмундсен - Благие дела

— Что ты можешь сказать такого, чего не могу я? — спросила Карианна. — Я никого не буду пугать. Это смехотворно, Рут, я вовсе не собираюсь… Я только попрошу разрешения совать ей через ограду яблоко, по средам и пятницам, когда успеваю приехать, не прогуливая работы. Только яблоко. Только видеть ее…

Карианна говорила сдержанно, и голос был как будто ровный, спокойный, однако по щекам ее начали катиться слезы, а блестящие глаза расширились и смотрели на Рут откуда-то издалека. Может быть, Карианна даже не замечала своих слез.

— Если… если ее мать откажет, — сказала Карианна, — я больше не стану ездить туда. Даю слово.

Рут была в растерянности, она не знала, кто тут прав, а кто виноват. Она только знала, что перед ней сидит Карианна, с которой они столько лет дружили и которую Рут любит. И что сейчас Карианне очень плохо…

— В пятницу, — заклинала Карианна, — если я не рискну заговорить в этот день, можешь поступать, как хочешь.

— Ладно, — согласилась Рут. — Пусть будет по-твоему. Решать тебе. Я понимаю, что не имею права тебя неволить.

Она встала из-за стола и положила руку на плечо Карианны, словно пробуя, хочет ли она этого. Карианна сидела не шевелясь, бесстрастно глядя перед собой, слезы по-прежнему текли ручьями, но она не замечала их, как не замечала бы моросящий дождь. Она не шелохнулась, не произнесла ни слова, но Рут почувствовала в напряжении ее тела отказ, она убрала руку, еще немножко постояла рядом, потом бесшумно повернулась и вышла из кухни.

Она видела, что это один из тех случаев, когда помочь человеку можно, лишь оставив его в покое.

В пятницу Рут весь день была на взводе, и состояние ее делалось все тревожнее по мере того, как время -подходило к половине пятого. Гулять она Яннику не выпустила: на улице было пасмурно, а девочка хлюпала носом. Янника не очень противилась, когда ей выставили такой довод. Рут поминутно подбегала к окну и выглядывала наружу. В двадцать пять пятого она увидела Карианну: теперь, когда она знала, чего ждать, ей показалось удивительным, что она раньше не примечала подругу. Карианна, вероятно, сторожила так девочку уже несколько недель — на той стороне дороги, притаившись за деревом, лицом к забору, к детскому саду, к окну с веселыми занавесками в желтую полоску.

Подъехала машина с матерью Янники. Фигура под деревом нерешительно рванулась вперед, но белокурая женщина вылезла из машины и вошла в калитку, прежде чем Карианна успела пересечь улицу.

Рут нервничала. Она улыбалась Яннике и ее маме, когда отрицательно качала головой в ответ на заданный вполголоса вопрос, есть ли какие-нибудь новости, а в глубине души мучилась угрызениями совести, хотя старалась не показывать этого.

— Я не выпускала Яннику гулять, — сказала Рут. — У нее небольшой насморк.

Мать кивнула. Ее проворные пальцы завязали аккуратные бантики на шнурках девочки, натянули ей на уши вязаную шапку, и мама с дочкой ушли.

Внимание Рут отвлекла трехлетняя Марион, расплакавшаяся из-за мишки, которого отнял у нее Йоаким, и когда Рут снова подошла к окну, она увидела, как они разговаривают за оградой: невысокая худенькая Карианна в брюках и голубой пуховке и вторая женщина, в бежевом пальто и коричневых сапожках на высоком каблуке. Яннику Рут разглядела не сразу: в красном «форде» маячило прижавшееся к стеклу детское личико.

На глазах у Рут дама в светлом пальто напряглась и расправила спину, отстраняясь, отказывая… Карианна стояла перед ней, приподняв голову и обеими руками ухватившись за ремешок висевшей через плечо сумки. Янникина мать повернулась и поспешно зашагала прочь, затем рванула на себя дверцу машины, села внутрь, завела мотор, вырулила от бровки и покатила.

Карианна еще на некоторое время застыла на месте, потом тоже двинулась — в противоположном направлении.

Все это заняло не больше двух минут.

Выглядывая в окно, Рут держала на руках Марион. Теперь она опустила малышку на пол и неторопливо пошла разбираться, из-за чего вспыхнула ссора между Йоакимом и Аной.

Итак, ничего хорошего не вышло. Все сложилось как нельзя более неудачно.

И тем не менее Рут не представляла себе масштабов случившего до тех пор, пока минут через сорок не позвонила мать Янники и не сказала, что вынуждена забрать дочку из детского сада.

Рут почти закончила уборку помещения, когда в канцелярии раздался этот звонок; она заранее почуяла, кто это, и взяла трубку с тяжелым сердцем. Ей даже не дали возможности что-либо объяснить, возразить, попытаться уладить…

— Мы обсуждали на днях одну проблему, — услышала она лихорадочный голос из трубки. — Только что все выяснилось… При выходе из детского сада к нам обратилась… молодая особа, которая заявила, что она мать Янники. Естественно, имелась в виду биологическая мать, Янника ведь нам, как известно, не родная. Женщина была то ли навеселе, то ли что еще… Во всяком случае, у нее было что-то странное с глазами. И вся она какая-то замухрышка… совсем молоденькая, лет восемнадцати-девятнадцати. Нет-нет, милая, у меня к детскому саду никаких претензий, — поспешила заверить мать Янники, когда Рут хотела что-то ответить. — Я понимаю, у вас не хватает сотрудников и все такое. И Яннике было в саду замечательно, пожалуйста, не думайте, мы никого ни в чем не виним. Но я просто боюсь водить туда девочку. Я, конечно, должна посоветоваться с мужем, он еще на работе, но, мне кажется, мы не можем рисковать… Я только хотела поставить вас в известность, на случай если эта девица будет и дальше… если она станет приставать к другим детям или…

От страха мягкий, любезный голос приобрел пронзительность и визгливость.

Да-да, она понимает, какое это было потрясение, примирительно проговорила Рут, когда ей наконец дали высказаться. Само собой разумеется, они могут поступать так, как считают нужным, пусть все обсудят и перезвонят. Нет, она ничего не видела. Вряд ли женщина представляет теперь какую-либо опасность, но все равно спасибо…

Положив трубку, Рут в изнеможении продолжала сидеть в кресле, ее била дрожь.

Объяснять что-либо было бы бесполезно, может, только еще больше испортило бы дело. Бедная мать. Несчастные родители.

И бедная, несчастная Карианна.

А что делать Рут? Она не знала. Наверное, надо было все же кому-нибудь рассказать… Но кому? И зачем? С какой целью?

Пожалуй, всем будет лучше, если Янника сменит сад и на этом будет поставлена точка.

Рут вспомнила обещание, данное Карианной: «Если она откажет, я больше не стану ездить туда. Даю слово».

Сомнительно, чтобы она сумела его сдержать.

Рут не была уверена, что это было бы под силу и ей самой.

Карианна казалась спокойной. Даже слишком: она разговаривала деловым, отрешенным тоном, быть может, чуточку усталым.